Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

«Я введу вас в мир поп»

Артем Троицкий

Новая книга плейбоя и селебрити Артемия Троицкого написана в редчайшем жанре — жанре конспекта. То есть пишут-то в этом жанре миллионы студентов и десятки тысяч преподавателей, но вот только сколько их творений удостаивается чести быть напечатанными типографской краской большим тиражом? А тут мы имеем дело именно с таким случаем. «Я введу вас в мир поп» — запись семинаров по спецкурсу музыкальной журналистики, которые Троицкий с успехом вел в МГУ. А поскольку почти каждый семинар преподаватель оформлял в стилистике ток-шоу, приглашая в гости кого-нибудь из светочей российского шоу-бизнеса, то это еще и собрание уникальных бесед с Иваном Шаповаловым, Александром Кушниром, Александром Скляром, Михаилом Козыревым и еще десятком-другим прелюбопытнейших личностей, включая Ирину Хакамаду (только идиоты все еще видят какие-то различия между политикой и поп-музыкой). Продукт всех этих академических посиделок получился, как выражаются в Европах, «идеосинкратическим», то есть предвзятым в самом что ни на есть лучшем смысле. Почти с любым мнением и каждой теорией, изложенными Артемием Кивовичем, хочется поспорить, но главного у него не отнимешь — легкости, доступности, впечатляющей эрудиции, окрашенной светской иронией и легким цинизмом, — короче говоря, таланта. Если бы Троицкий писал не низкую журналистику, а высокое «худ-ло», могу поспорить — быть бы ему нашим Бегбедером. Но и в выбранном амплуа он выдерживает уровень: не будет преувеличением сказать, что другим названием этой книги могло бы быть «Все, что вы хотели знать о попе, но боялись спросить». Ни одна тема не остается неосвещенной хотя бы вскользь: авторские права, музыкальное телевидение, пиар, промоутерский бизнес, внешний вид артиста — всему нашлось место. Троицкий, некогда зачинатель поп-журналистики в этой стране, недалек от того, чтобы оказаться и ее могильщиком. Впрочем, трагедия тут видна, только если чересчур серьезно относиться ко всяческим буги-вуги, ведь каждого, у кого дома есть больше тысячи компактов, не раз охватывало желание взять и выбросить их всем скопом на помойку.

«Механический человек»

Чарльз Мэнсон

Из символов протеста Чарльз Мэнсон — наверное, самый востребованный после Че Гевары. Хотя, в отличие от команданте, ответ на вопрос «Протест против чего именно?» в случае Мэнсона затруднителен. Тем не менее факт остается фактом: 35 лет спустя после ареста Мэнсон получает самое большое количество писем от поклонников среди всех заключенных американской пенитенциарной системы. Однако за кровавыми криминальными подробностями зачастую как-то забывается, что будущее свое он планировал несколько иначе. Он мечтал стать поп-звездой и даже успел записать еще на свободе альбом плюс несколько песен не с кем-нибудь, а с The Beach Boys. Карьера не складывалась, а когда, наконец, пришла кровавая слава, плодами ее из тюремной камеры уже трудновато было воспользоваться. Хотя и в тюрьме Мэнсон умудрился записать два альбома. Притягательность творчества Врага Общества № 1 испытали на себе Guns’N’Roses, The Lemonheads и, разумеется, духовный сын и наследник Чарльза — Мэнсон, который Мэрилин. Вся песенная лирика уместилась в тонкую книжечку, включая жутковатую сказку про вьюрка, рассказанную на досуге добрым дедушкой Чарли (ему ведь, и правда, уже под семьдесят). Самое сильное впечатление производит удивительное сходство поэзии Мэнсона с поэзией Моррисона (несмотря на очевидный интеллектуализм и куда большую эрудицию второго). Очевидно, Zeitgeist — дух времени — действительно существует: Калифорния шестидесятых резонировала на одной весьма определенной волне. Декадентскую книжицу слегка портит точный, но абсолютно не вдохновенный перевод. Впрочем, адекватного переводчика следовало, скорее всего, искать тоже где-нибудь в камере смертников.

«Никто из ниоткуда»

Илья Кормильцев

В первую книгу автора текстов давно уже пребывающей, как и положено легендам, на кладбище истории группы Nautilus Pompilius именно эти тексты, как не трудно догадаться, и вошли. Но, к счастью, не только они — иначе место «Никто из ниоткуда» было бы на книжной полке стареющего фанатика русского рока рядом с обтерханной по краям от частого переклеивания фотографией Виктора Цоя. В отличие от группы, автор жив и, судя по всему, мыслит себя не только в прошлом или даже в настоящем — где он известен как переводчик и издатель, — но и в гипотетическом литературном будущем. Поэтому в книге кроме документов рок-н-ролльной истории, таких как тексты песен «Нау» и ряда других групп, к которым Кормильцев имел большее или меньшее касательство (Настя, «Урфин Джюс», «Томас»), а также сценария несостоявшейся в связи с распадом СССР кинокартины, замысленной на вершине первой волны популярности «Наутилуса», есть еще стихи, к музыке отношения не имеющие, и мрачновато-готические рассказы, написанные до и после самопотопления моллюска. Предваряет коллаж предисловие Дмитрия Быкова, который настолько изобретательно пытается доказать сверхчеловеческую природу Кормильцева, что и сам в конце пугается. Похоже, это попытка сообщить читателю, что Nautilus Pompilius был только эпизодом в жизни автора. Насколько это получилось, пусть каждый решает для себя сам.

«Хроники: том первый»

Боб Дилан

Этой автобиографии Америка ждала долго и страстно. Несмотря на всю нелепость подобного сравнения, рискнем сказать — так же долго и страстно, как ждала бы Россия автобиографию А. Б. Пугачевой. Ну просто не приходит в голову никакого другого варианта, а все потому, что фигуры, сопоставимой по масштабам с Робертом Циммерманом, у нас — увы! — просто нет (товарища, закричавшего «А Гребенщиков?», попрошу немедленно вывести из зала). И вот дождалась! По крайней мере, первой части. И, похоже, не разочаровалась, судя по восторженным отрывкам из прессы, напечатанным на форзаце. Но это личные проблемы США, нам важнее понять, что Дилан значит для России. К сожалению, практически ничего. А потому, как это со всей очевидностью следует из самого текста мемуаров, плотного, как поэзия их автора, перенасыщенного реалиями до такой степени, что издатели посчитали нужным снабдить книгу комментариями объемом с энциклопедический словарь. Произвольно перемещаясь из года 1959 в год 1987 и обратно, самая скрытная из легенд американской музыки, может, и не раскрывает каких-то своих сокровенных тайн, но зато без лишнего пафоса дает нам понять (вероятно, вовсе не собираясь этого делать), почему Америка — великая страна. При распространившихся сейчас настроениях дешевого антиамериканизма чтение это еще и педагогически полезное. Для того чтобы уследить за этим кипением творческой жизни, требуется очень любить и самого автора, и американскую историю, так что вряд ли эту книгу ждет массовый успех в России. Создавая яркую и многофигурную мозаику встреч, сейшенов, концертов и клубов, Дилан старательно обходит наиболее острые углы — мы так толком и не узнаем, почему в конце 1960-х, будучи фигурой практически политических масштабов и огромного влияния, он резко дистанцировался от молодежной революции и ушел в тень. Немногим яснее становится и сложная матримониальная жизнь «сумрачного гения». Дилан предпочитает писать о своих мимолетных впечатлениях, о летней жаре и осенней свежести, о дорогах Новой Англии и барах дельты Миссисипи, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах — обо всем том, из чего на самом деле и состоит жизнь артиста, положив при этом на потенциальную медийную ценность своих прогулок по волне своей памяти. Формат загадочности выдерживается на все сто, по крайней мере, для любителей простых ответов на сложнейшие вопросы. А для тех, кто до сих пор еще воспринимает артиста как живое, мыслящее существо, а не как подопытную крыску из очередного шоу «За стеклом», будет просто приятно увидеть мир его глазами и подивиться, каким образом весь этот поток увлекательных банальностей, из которых состоит жизнь каждого человека, у одних превращается в, скажем, «Hard Rain A-Gonna Fall» или в «Highway 61 Revisited», а у других — нет.