Вержилио Ферейра - Избранное [Явление. Краткая радость. Знамение — знак. Рассказы]

Горная гряда стремительно спускалась к деревне. Потом, будто успокоившись, вольготно простиралась широкой долиной, чтобы там, вдали, снова плавно подняться вверх. Разбитый усталостью, инженер приостановился на высоком обрыве, закурил сигарету, пуская плотные облачка дыма, оглядел окрестности, объятые вечерней тишиной. Сильный, упругий горный ветер и одиночество разом набросились на него, раздувая пузырем полурасстегнутую рубашку, наполняя ощущением величия и неосознанного страха. Но инженер тут же пришел в себя и снова двинулся в путь, размеренно шагая по каменистой тропке, порой неуклюже спотыкаясь и оскальзываясь. Справа и слева по дну ущелий, наводивших ужас бездонной глубиной, бежали в долину две речушки; их берега поросли лесом. Инженер вдруг приостановился. Однако надо было идти. И он опять стал спускаться, оставляя позади сумрак рощ и враждебную напряженность гор. Немного дальше, взобравшись на вершину небольшого холма, он увидел, как навстречу ему из темной массы развалин возносится башня замка, и замер, взволнованный, силясь разглядеть вдали возвышенность, на которой стояла деревня. Не в силах сдержать короткую нервную дрожь, он искоса глянул на двух пареньков, шедших за ним с геодезическими инструментами на плечах. Над дорогой, ведущей в деревню, сгустилась плотная липкая жара. Поэтому, когда инженер наконец подошел к дому, промокшая от пота рубашка облепила его грудь, тело жгло как огнем. Солнце спускалось за реку, и Гомеш и Коэльо уже прогуливались по раскаленной дороге с сигаретами в зубах. Подошли нагруженные инструментами ребята, они выглядели бодрыми и свежими, точно вернулись с легкой прогулки; куртки, несмотря на жару, застегнуты до самого верха, а штаны подвязаны внизу шнурками.

— Да вы прямо железные.

Благожелательно и восхищенно улыбаясь, инженер обратился к одному из пареньков, возможно потому, что тот был постарше, другой в это время положил на землю рейку и штатив.

— Ну, мы привычные, сеньор инженер. Всю жизнь по лесу топаем.

Хотя инженер и заметил кривую усмешку парня и долгий взгляд, которым тот обменялся с братом, но не придал этому Значения. И, коротко махнув рукой, сказал только:

— Положите все здесь. Вот сюда.

Старший снова взялся за рейку, младший поставил ящик с теодолитом. Инженер вытер лоб платком и устало потопал у крыльца, чтобы стряхнуть пыль с башмаков. Но, когда ребята стали прощаться, инженер вдруг с внезапной решимостью кивнул старшему:

— Ну-ка, поднимитесь со мной.

Младший замялся, глядя, как они скрываются в доме, и наконец решил подождать брата на улице.

— Сеньора Мария! Горячей воды! — проревел инженер еще с лестницы.

Он прошел по коридору впереди паренька и дружески пригласил того в комнату.

— Дьявольская жара, Жуан.

— Что и говорить, сеньор инженер, очень жарко.

Инженер открыл чемодан, вывалил на кресло одежду, потом выудил из вороха пару брюк и протянул их парню.

— Я и надевал их всего-то раз шесть. Вы похудее, думаю, придутся впору.

Тот взял брюки, подошел к окну — рассмотреть подарок, приложил к себе:

— Коротковаты чуток.

— Да ну уж, коротковаты! Отогнуть манжет — и будут в самый раз! Бьюсь об заклад, вы в них еще не одно женское сердечко покорите.

Паренек снисходительно улыбнулся и, свернув брюки, сунул их под мышку. Потом протянул инженеру свою смуглую руку. Сказал:

— Так или иначе, большое спасибо, сеньор инженер.

— Да не за что, парень. Погодите-ка… Вот возьмите еще две пачки табаку, одну вам, другую брату. — Он по-хозяйски показал на ворох вещей. — У меня его полным-полно…

И, почувствовав некоторое облегчение, он опять пожал руку своему помощнику, потом вышел на лестницу и заорал громче прежнего:

— Сеньора Мария, горячей воды!

Он вышел на веранду и увидел, как братья, сворачивая за угол, издали оглянулись на него. Черт! Когда же это кончится? Сколько можно? Ведь целый месяц волынка тянется! Вот бы очутиться сейчас в Лиссабоне! Надоела эта деревня до чертиков. Просто тошнит от нее!

Вверху медленно угасала небесная голубизна, снизу слышался плеск речушек, купы сосен окутывали берег пугающей мглой. В удушливом вечернем воздухе с соседних балконов доносились негромкие усталые разговоры. Уже успокоившись, инженер до конца расстегнул рубашку и с наслаждением запустил пальцы в густые черные волосы на груди: тут его снова одолела тоска по Лиссабону. Он вспомнил кафе «Аркадия», белокурую англичанку, пускавшую дым кольцами, — ее колено так соблазнительно выглядывало из разреза юбки. Ах, какая это была прекрасная ночь! Она ждала мужа, который уехал в Гибралтар с грузом консервов.

— Hello, Hellen! Tonight you are very-very beautiful [54] Привет, Элен! Сегодня вы очень-очень хороши! (англ.). .

Школярский, вымученный английский, но прелестная блондинка находила его очаровательным. Он пообещал ей вернуться в августе… К черту все, никаких сил здесь не хватит. В раздражении он снова вышел на лестницу:

— Где вода, черт подери?!

— Иду, иду, уж и подождать не может. Не горит ведь… Нашелся тоже барин!..

Невозмутимость хозяйки, медленно и величественно поднимавшейся по лестнице, охладила его пыл, и он только молча стиснул кулаки. Ведь ему еще повезло, что в богом забытой деревушке на краю света удалось найти этот пансион. «Если что-нибудь получится с работой в Лиссабоне, можно будет послать к черту все эти съемки на местности». Но вот наконец в дверях показалась совиная физиономия хозяйки, окутанная паром, валившим из кувшина с горячей водой, следом шла девчонка с тазом. Снова оставшись один, он принялся разглядывать в зеркале свою голую грудь. Потом несколько раз согнул руки в локтях, словно проверяя силу своих мышц, и решительно, будто стряхнув с себя груз сомнений, уселся в таз, мурлыкая что-то себе под нос. Да, хорошо еще, что в студенческие годы он достаточно позанимался атлетикой, боксом, плаванием.

— Ужин стынет, — позвали его из-за двери.

— Иду, уже иду!

Суббота, и завтра можно отдохнуть. Ноги у него опухли и болели от бесконечного лазания по склонам и откосам, от грубых носков и тяжелых башмаков на толстой рифленой подошве, от дальних переходов. Но он пригладил волосы, несколько раз, глубоко дыша, поднял и опустил руки и снова почувствовал себя сильным, свежим и легким. Однако тут же, вновь поджав губы, инженер бросил быстрый взгляд по сторонам, встревоженный внезапной мыслью.

— А, ерунда…

Инженер тряхнул головой и стал неторопливо спускаться, внушительно покачиваясь на каждой ступеньке. Он плотно поужинал, потом вышел на улицу; благоухающий ветер освежил лицо, бесконечный покой охватил его, инженер почувствовал себя счастливым. Он здоровался со встречными, и впервые ему захотелось, чтобы его приняли здесь как своего, местного. Поначалу здешний народишко удивлялся, внимательно, неторопливо изучал приезжего, разглядывал с ног до головы, громко, вслух обсуждал во всех подробностях, а любопытные мальчишки отравляли ему удовольствие от прогулок: восхищенно разинув рты, они вертелись вокруг, как надоедливые слепни. А чего ему стоило найти себе женщину! Он резко остановился, сплюнул прямо перед собой и снова махнул рукой.