Аманда Проуз - Дитя клевера

— Осторожнее, Дот! Береги голову!

— Я не хочу с тобой целоваться! Тебе ясно? Не хочу!

Она почувствовала новый приступ тошноты, отвернулась к стене, и ее снова начало рвать. На сей раз она забрызгала свои брюки, туфли, стену, а следом опять полились слезы.

Уолли положил ей руку на плечо.

— Все в порядке, Дот! Ты просто немного перебрала сегодня…

— Убирайся прочь, Уолли Дей! Прочь с моих глаз! Оставь меня в покое! — Она что есть силы, обеими руками оттолкнула от себя парня.

Уолли с независимым видом засунул руки в карманы брюк.

— Я всего лишь хотел помочь тебе!

— Нет! Ты хотел поцеловать меня! Идиот! Дурак набитый!

В душе Дот боролись страх и злость. Она уже немного протрезвела, вполне достаточно для того, чтобы вспомнить, что Уолли — это парень, с которым встречается ее лучшая подруга.

— Как ты можешь так вести себя? А про Барбару забыл, да?

— А при чем здесь Барбара?

— Но она же твоя девушка!

— С чего ты взяла? Так, девчонка, путается под ногами, да и только! И потом, она совсем не в моем вкусе.

Уолли снова приблизился к Дот, взял ее за руку и повел домой. Дот устало повисла на его руке. Не нужна ей его помощь! Она старалась идти как можно быстрее, насколько это позволяли ее ослабевшие ноги.

Миссис Харрисон сделала очередную глубокую затяжку и тут же замерла как вкопанная, ошарашенная увиденным.

Но Дот проковыляла мимо соседки с таким видом, будто та и не пялилась на нее во все глаза. Словом, сделала вид, что она ее в упор не видит.

На какое-то время она замешкалась на крыльце, прежде чем вставить ключ в замочную скважину. Как-никак, но пьяной она еще ни разу не заявлялась домой. А вдруг и не заметят ничего такого… Поплевав на бумажную салфетку, она вытерла с лица размазавшуюся тушь и пудру. Потом поправила волосы, сделала глубокий вдох и открыла дверь. Конечно, будь она трезвой и благоразумной девочкой Дот, то сразу бы подалась наверх, к себе в спальню. Но сегодня домой явилась не рационально мыслящая Дот, а Дот, принявшая на грудь изрядную порцию джина, пусть и разбавленного апельсиновым соком. И этот коктейль все еще бурлил, продолжая гулять по ее венам.

Джоан сидела за столом в маленькой комнате, придвинув к себе настольную лампу. Она пришивала именную бирку на спортивные штаны Ди. Рег, по своему обыкновению, уткнулся лицом в газету.

Внезапно Дот резко повело в сторону, хотя она готова была поклясться, что стоит прямо.

Отец на мгновение оторвался от своей газеты.

— Ты только полюбуйся на себя! — брезгливо бросил он. — Думали ли мы с твоей матерью, когда растили тебя, что ты станешь являться домой в таком непотребном виде? Ни стыда ни совести! Разит перегаром, как от шалавы какой! Или я не имею права высказываться по существу? — вперил он свирепый взгляд в жену.

— А тебе что за беда? — вдруг взвилась в ответ Дот. — Какое тебе дело до моей жизни?

— Ты только посмотри на нее! И голос вдруг прорезался! Ты права, Дот! Не я повинен в том, что ты пустила свою жизнь вразнос! И мне нет дела до того, как ты распорядишься ею в будущем. Но если ты думаешь, что сможешь и впредь пить, гулять, а потом заявляться в мой дом в стельку пьяной, то это уже другой разговор. Сколько еще мы все будем мириться с твоими выкрутасами, а? Ведь у нас же была нормальная, счастливая семья!

— Неужели? Что-то я не припомню особого счастья! И никогда больше не смогу быть счастливой в этом доме. Никогда! Я никогда не забуду, папа, как ты меня обзывал… А потом еще и ударил… Этого я никогда не забуду! Ты меня ударил! И когда?! В тот момент, когда я больше всего нуждалась в помощи и участии. А от тебя я не получила ни того ни другого!

— А чего ты хотела? На что рассчитывала? Ты, можно сказать, почти разрушила нашу семью. Но до сих пор не видишь этого. Мама из-за тебя потеряла работу. Нас едва не вышвырнули из дома. А ты знаешь, что это такое — остаться без крова над головой? Знаешь, я спрашиваю тебя? А если нет, то ступай на вокзал. Там полно таких же бездомных семей, как наша, с маленькими детьми на руках, такими, как твоя сестра Ди, и таких же старых развалин с больными легкими, как я… И все они там валяются в грязи, прямо на мостовых в ожидании смерти, которая неизбежно придет, стоит только ударить морозу. Все эти бездомные люди, они же совершенно беспомощны. И мы были всего лишь в одном шаге от такой же участи! А все по твоей вине! Но самое страшное, что ты до сих пор так и не поняла этого! Какой позор!

Дот снова покачнулась и уцепилась рукой за стену, чтобы не упасть.

— Да, я знаю! Я позор и бесчестие для своей семьи! Одна ядовитая змея в том заведении, куда вы меня отправили, не раз и не два повторяла мне все это! Хоть и монахиня, хоть и служит якобы Богу, но зловредна и порочна! А то, что они заставляли нас делать, это и вообще выходит за всякие рамки! Ужас! Они забрали у нас наших детей. Грейси, Софи, Симон… Той Джуди, про которую ты мне рассказывал, ей, наверное, было даже проще! Знаешь ли ты, папа, что это такое — отдать своего ребенка чужим людям, которые будут растить и воспитывать его, отдать, а потом катить обратно пустую коляску, в которой еще совсем недавно лежал твой младенец? Ты идешь, слезы катятся у тебя градом по лицу, сердце разрывается на части, а ты все идешь этой дорогой позора, словно тебя ведут на публичную казнь. Ты чувствуешь, как набухает твоя грудь и из нее начинает сочиться молоко, а потом ты слышишь, как плачет твой ребенок, и ты понимаешь, что он плачет, потому что ему нужна ты. И одновременно знаешь, что уже никогда больше не увидишь его, не сможешь утешить, подержать на руках, покормить! Никогда больше!

Рег раздраженно свернул газету и швырнул ее на пол. Джоан сидела неподвижно, потрясенная монологом дочери. Она была бледна.

— А чего ты хотела, дорогуша? На что рассчитывало ваше величество? Принести этого маленького бастарда сюда? Жить вместе с нами, под одной крышей? Ты только представь себе, Дот, чтобы из этого бы вышло!

— Не смей называть моего сына бастардом! Не смей! Я не знаю, отец, что из этого вышло бы, это правда! Но был ли у меня какой-то иной выбор? Ведь его изначально не было! Хорошо было бы, если бы ты, отец, меньше обращал внимания на то, что говорят другие… Что они думают… Тогда бы я сама смогла воспитывать своего сына!

— Вот в этом вся твоя беда, дочка! Ты никогда не обращала внимания на то, что думают или говорят другие! Иначе ничего подобного с тобой бы и не случилось!

— Тебя послушать, так я просто преступница какая-то!

— Может быть, в глазах Господа так оно и есть! — неожиданно для всех подала голос Джоан.

Дот резко повернулась к матери. Та по-прежнему неподвижно сидела за столом. И в этой неподвижности было что-то неестественное.

— В глазах Господа? Я тебя умоляю! Как ты можешь говорить такое, мама? Ты ведь и в церковь даже не ходишь! Подбираешь какие-то осколки или ошметки чужой веры, которые тебе подходят в том или ином случае.