Сергей Жадан - Интернат

— Где мой чемодан? — слышит Паша и не узнаёт свой голос. — Где? Где он?

Кто-то толкает его в плечо. Паша, не вставая, достаёт мобильник, подсвечивает себе. Над ним стоит блондинка. Толкает его кроссовкой в плечо, будто собаку, сбитую на трассе.

— Чемодан где? — холодно повторяет она.

Паша подхватывается, садится, прислоняется спиной к кирпичной стене.

— Там, — показывает в сторону отверстия в стене.

— Где, блядь, там? — не понимает блондинка.

— Ну, там, — показывает Паша в темноту. — Вы побежали, я тащил на себе дедушку.

— Какого, блядь, дедушку? — начинает заводиться блондинка. — Ты что, бросил его?

— Ну, вы же побежали, — Паша поправляет очки, всей пятернёй, неуклюже. Ему продолжает мерещиться запах мокрой псины, да ещё кажется, что на него смотрят из темноты сразу несколько пар глаз. А тут эта блондинка.

— Ты идиот? — кричит блондинка и ещё больнее толкает его кроссовкой, на этот раз в ногу. — Ты что, блядь, идиот?

— Он ведь пустой был, — защищается Паша.

— Ты что, рылся в нём? — ещё больше злится блондинка.

— Да нет, — испуганно отвечает Паша.

— Идиот! — кричит блондинка. — Давай иди, ищи!

Паша действительно, как идиот, поднимается, ищет рюкзак, надевает его, собирается идти.

— Сядь! — кричат ему из темноты. Паша узнаёт голос Веры. — И ты тоже сядь! — кричит Вера, наверное, блондинке. — Жить надоело?

— Это вам тут всем жить надоело, — люто шипит блондинка, разворачивается и на ощупь, направляется к выходу. — Идиоты, — говорит на прощание и исчезает в проёме двери.

— Надо её остановить, — говорит Паша непонятно кому.

— Сиди, — повторяет Вера уже совсем близко, подползает, находит его руку, тянет вниз, на себя. — Сиди. Стихнет — пойдёшь найдёшь. И её, и её чемодан.

Паша послушно садится. Вера прижимается к нему, словно ей холодно, и у Паши такое ощущение, будто к нему опять вернулся его вокзальный пёс, только пахнет от него свежей водой и женским теплом. Понятно, что ей совсем-совсем не холодно. Сидят так, прижавшись друг к другу, Паша хочет что-нибудь сказать, но боится, что его все услышат и не так поймут, поэтому просто молчит. А она неожиданно лезет рукой в широкий рукав его куртки, залезает ему под свитер, касается его замёрзшего запястья, касается его кожи, молча, ничего не говоря. И Паша решается, и хочет тоже найти её руку, коснуться её запястья, как вдруг в темноте, прямо над ними раздаётся женский голос:

— А где наш проводник? Его кто-нибудь видел?

Вера убирает свою руку, будто ничего и не было. Быстро поднимается. Паша тоже поднимается, снова подсвечивает мобильником. Перед ним стоит Аннушка, из-за её спины выглядывает мама. Стоят и требовательно смотрят на Пашу.

— Где он? — спрашивают они Пашу.

— Не знаю, — отвечает тот.

— А кто знает? — холодно переспрашивает Аннушка. И мама, хоть ничего и не спрашивает, тоже смотрит холодно и требовательно.

— Да нет его давно, — все поворачиваются на голос: под стеной сидит женщина, которая всё время шла первой. Рядом с ней стоит мешок. Паша направляет свет в её сторону, успевает заметить сломанные каблуки на туфлях.

— Свет убери, — говорит ему женщина и продолжает: — Нет его, уебал он. Сразу же и уебал.

— И что теперь? — Аннушка требовательно спрашивает уже у неё.

— А я знаю? — отвечает на это женщина.

Из темноты выходят дедушка с внучкой. Дедушка выглядит совсем невесело: опирается на плечо девочки, держится за грудь, тяжело дышит.

— Нужно идти, — говорит он Паше.

— Ему врач нужен, — говорит внучка, тоже обращаясь к Паше.

— Где ты его здесь возьмёшь? — недовольно спрашивает женщина из темноты.

Все молчат. Паша слышит, как разряжается мобильник.

— Нужно уходить отсюда, — говорит ему Аннушка. Говорит с нажимом, будто Паша не понимает важности её слов.

— Ну, так а шо я могу? — спрашивает Паша.

— Вы — единственный тут мужчина, — объясняет ему Аннушка.

Её мама с этим согласна. Возражает сам Паша, мол, как же, кивает он в сторону деда. Но тот в ответ лишь отчаянно кашляет и машет рукой: вы, вы единственный, я пас.

— Нужно идти, — повторяет Аннушка.

— Да, нужно идти, — соглашается Вера. — Пока тихо.

А за стеной и правда тихо. Даже блондинки не слышно. Паша думал пойти её поискать, но все обступили его плотным кольцом, не вырвешься. И вот он стоит, как батюшка, к которому остались вопросы после проповеди, и думает: это же ответственность, это же какая ответственность — вести в темноте малознакомых людей непонятно куда. Паша к такому не привык. Он даже за свой класс не отвечал, привык списывать всё на детскую инициативу и самостоятельность. И дома ни за что не отвечал. Дома за всё отвечала сестра. А когда сестры не было, то и отвечать за что-либо потребности особо не возникало. Тут же вдруг целая куча женщин, детей и инвалидов, которых нужно куда-то вести.

— Хорошо, — решается Паша. — А куда вы шли?

— Да чёрт его знает, — хрипло отвечает из угла женщина без каблуков. Поднимает мешок, подходит к Паше. — Этот парень говорил, что выведет, мы и пошли.

— Мне домой нужно, — тихо говорит из темноты девушка с коляской. — Меня ждут, не знают, где я.

— А где ты живёшь? — спрашивает та, что без каблуков.

— Около пятой школы, — отвечает девушка.

— Так это в другую сторону, — успокаивает её та, что без каблуков. — Какого чёрта ты сюда попёрлась?

— Не знаю, — начинает плакать девушка. — Сказал выведет, я и подумала, что выведет. Мне домой нужно, — напоминает она.

Паша смотрит на её коляску с зимней одеждой и с бутылками минеральной воды и говорит:

— Ладно, пошли. Дойдём до развилки, что возле мясокомбината, а там — кто куда. Идёт?

— Да, — говорит ему та, что без каблуков, и взваливает на спину дребезжащий мешок.

— Да, — тихо и неуверенно говорит девушка с коляской.

— Да, да, — нетерпеливо говорит внучка, — пошли уже, сколько можно.

— Да, — говорит Вера.

Паша разворачивается и идёт вперёд, подсвечивая себе фонариком.

— Эй! — кричит ему в спину Аннушка.

Паша останавливается.

А ты что, свет не выключишь?

Так я ничего не вижу, — объясняет ей Паша.

Через выбитое окно выбираются на воздух. Сначала долго с рук на руки передают маму. Паша держит вверху, Аннушка ловит на улице. Потом Паша спускает коляску. Дедушка покашливает, но смотрит на него, как на героя. Добираются до трамвайных рельсов, идут по ним. Так, по крайней мере, безопасней: кто станет минировать трамвайные маршруты? Но рельсы через какое-то время поворачивают в сторону проспекта. И тут мнения разделяются. Паша советует на проспект не ходить: там всё простреливается, говорит. Лучше идти направо, там должен быть пешеходный мост через рельсы, в той стороне начинается частный сектор, там точно никто никого не найдёт. Говорит Паша не слишком убедительно, да он и сам понимает: идти через мост он агитирует потому, что так ближе к интернату. А врать он просто не умеет, он же учитель. Куда? — перебивает его женщина с мешком. — Куда ты пойдёшь? Там вчера ещё танки стояли, возле моста. Ты что? Да нет там танков, возражает ей Вера. Откуда там танки? И вот они стоят и спорят про танки, а Паша не очень понимает, что ему делать. Хорошо, говорит, вы делайте, что хотите, а я пойду на мост. Может, так от меня отстанут? — думает он. Правильно, неожиданно говорит Вера, правильно. Я с тобой. И мы тоже с тобой, поддерживают его Аннушка с мамой, пошли. И мы, добавляет дедушка с внучкой.