Владимир Козлов - Родиться Царём

— Вы чего вломились сюда? — спросил здоровый черкес. — Здесь семейные живут.

— Проходи сюда? — дернул за рукав пальто Пилата Олег.

— Ах, так вы за этим сюда пришли? — зарычал пьяно черкес, — да я вас перережу сейчас всех, — схватил он со стола кухонный нож. Воспользоваться он им не смог, так, как получил сильный удар табуреткой по голове, той, которая подпирала ноги пьяной женщины. Дорогой был проворнее и трезвее всех. Поэтому на табуретке сразу сориентировался, когда оказался на территории черкесов. В комнате всё трещало и хрустело. Второй парень оказался, покрепче первого и попытался оказать сопротивление, но ненадолго. Его быстро затоптали. На их подружку вылили, тазик с помоями и ушли к себе в общежитие. А Пилат в это время спокойно проверил их карманы и забрал всю наличность. Бережно сложил недопитые бутылки в пластиковый пакет и перед уходом пригрозил обескураженной жрице любви, вытирающей с себя отходы:

— Руки прочь от Черноземья! — сказал он ей гордо, и тихо закрыл за собой дверь.

Коньяк Олега в этот день остался нетронутым, так — как спиртного у девчат было в изобилии.

***

В воскресение утром Олег научил Толика с дешёвым яблочным вином выпить английской соли:

— Как только процесс пойдёт, — сказал он, — вызывай скорую помощь, — после чего на весь день с ночёвкой ушёл к Алисе.

В понедельник сам пошёл к главному врачу больницы Витольду Аскольдовичу. Без проволочек и без назначения курса лечения он оказался в одной палате с Толиком, геологом и милиционером.

Олег окинул взглядом палату.

— Привет снайпера, — поприветствовал он больных.

Геолог спал и ничего не слышал. А милиционер с Толиком лежали и смотрели на него со страдальческим взглядом. Такое впечатление было, что у них от отравления сил не было языком пошевелить.

Одна кровать, стоявшая, около Толика была свободной. Её Дорогой и облюбовал, положив на него пакет с вещами. Ещё пустовала кровать около окна. Палата была шикарная с телевизором и холодильником. В ней отдельно за дверью находилась ванна с совмещённым туалетом, где помимо унитаза на полу стояли горшки, как в детском садике персонально для каждого. Даже для вновь поступивших больных в стационар наклеивали бумажку с фамилией. При основном входе отгороженной дверью, стоял на всякий случай ещё один умывальник. Осмотрев палату, он одобрил условия, а по поводу второго умывальника внёс критическую ремарку:

— Лучше бы второй унитаз поставили для специфических больных. Умыться, всегда можно подождать. А тут если революция взыграется в животе, то Аврора может отдыхать.

— Это для врачей умывальник, — внимательно рассматривал бодрого больного мент. — Они после обхода руки там моют, — пояснил он и закрыл глаза.

Толик лежал тоже с полуоткрытыми глазами. На нового больного он смотрел с безразличием. Высунув свой белый и шершавый язык, он словно наждачной бумагой поскрёб им по губам и вымолвил:

— Я, кажется, переборщил и с вином и с солью? — шептал Толик Олегу с искажённым лицом, — водопад на меня лютый напал, с горшка не слезаю. С ментом Борей наперегонки бегаем в ванную. Зря я тебя послушал, лучше бы пошёл дорабатывать на погрузку.

Дорогой отвернулся от напарника, спрятав свой насмешливый взгляд. Толик догадывался, что тот смеётся, но Олега он не винил в своём недуге. Понимал, что это временная напасть. Олег же выслушав его страдания, как ни в чём не бывало, повернулся к Толику:

— На погрузке всего два корабля стоят. Остальные стивидоры занимаются уборкой территории порта, за копейки. Понимаешь? Держись и береги попку — у человека, это самый дорогой орган, так — как рыба гниёт с головы, а человек с прямой кишки. Эту догму не знает только невежда. А тебе перед лесоповалом профилактика организма лишней не будет. Попьёшь витаминов, почистишь кровь, а главное подлатаешь духовку. Ты сейчас в туалет не хочешь? — спросил Олег с сарказмом.

— Пока нет, а что?

— Да пойду в ванной погреюсь и покурю, проверю какие у мента анализы.

— Не надо он мужик хороший и весёлый, с утра меня жареными куропатками накормил.

— Я тоже хочу повеселиться, — сказал Олег и зашёл в ванную, предварительно закрыв дверь на защёлку.

Плескаясь в ванной, он слышал, как ходуном дёргалась дверь, и жалобный голос милиционера просил немедленно открыть её.

— Извините, я в неглиже, — повремените минут пять, ванна свободна будет, — отвечал Олег.

Не торопясь, он обтёрся, причесался перед зеркалом и вышел из ванной. Милиционер, придерживая двумя руками зад, пулей влетел в ванную комнату.

Вышел он минут через двадцать в застиранной пижаме и бледным лицом.

— Не полагается, здесь двери запирать, — сказал он, — и ткнул пальцем в дверь, на которой висел клочок бумажки, где было написано правило поведения больных.

— Извините, я не знал? — оправдывался Олег, — если защёлка существует, то думаю можно закрывать. Вот и заперся. Ничего страшного не случилось, мы все здесь под богом ходим, сегодня у тебя залп произошёл, завтра с моим другом Толиком такое несчастье может случиться. А всех лучше лечить нашу болезнь надо хорошим марочным вином или коньяком.

— Знаем мы про это лекарство, но пить надо после обхода врача. Иначе выпишут отсюда с нарушением режима, — сказал милиционер.

Тут в палату вошёл старый немощный дед с толстыми круглыми очками и в генеральском галифе с лампасами. Он сразу проследовал к пустой кровати, стоявшей около окна. Вслед за ним вбежала санитарка:

— Дядя Вася ну — ка вернись, снимай свои штаны?

— Не буду, — буркнул он и лёг на свободную кровать.

— Я сейчас заведующую позову, — решила напугать она его.

— Зови. Мать тебя за сикель, — ответил он санитарке, после чего она пулей выбежала из палаты.

Олег с любопытством наблюдал за новым клиентом. Тот после того как выдворил не совсем культурно санитарку, лёг в своей одежде на чистую постель, водрузив ноги на душку кровати, осветив всей палате рваные носки, из которых выглядывали пальцы с «когтями», давно не встречавшимися с ножницами.

— Дед ты, где работаешь? — спросил Олег, — что — то лицо мне твоё знакомо.

— Меня в больнице все знают, я в году по пять, раз здесь лежу, а работаю я колонизатором.

— Это, что в этих штанах с лампасами ты земли захватываешь в насильственной форме? — спросил у него насмешливо Олег.

— Да не слушайте вы его? — сказал Боря, — он шамкает не понятно что, своим беззубым ртом. Ассенизатор он, а не колонизатор. Его действительно весь город знает. Он бывший генерал, ему уже семьдесят пять лет. Прибыл сюда в пятидесятых годах.

— А с чем тебя положили? — допытывался у деда Олег.

— С солитёром, — ответил почти гордо дед, будто у него не паразит внутри прижился, а огромный редкой породы бриллиант.