Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Остроумно! — хохотнул Поперека. — Это же надо суметь!

— Конечно, мне это стоило больших «бабок»… Ну, они тут как с цепи сорвались. Да еще братву уговорили… потому что я им не платил.

Морщась, Матросов налил себе еще.

— Платил, конечно… да ведь у них аппетит, сами не хотят работать, суки… Решили добить, я точно знаю. Пока за границей мотался, избенку себе там подыскивал, они в квартиру залезли, все перевернули. Причем, ни сигнализация не сработала, ни соседи будто не слышали. А они там всё побили: хрусталь, пианино… люстру сорвали с потолка… то есть, грохот-то был. Напуган наш народ, Петр Платонович.

Он залпом выпил коньяк, как водку.

— Душа горит! Ничего, что я вот так? В самолете старался не пить… всё по сторонам смотрел… может, кто увязался… В аэропорту схватил третье с краю такси и сюда. И сзади вроде бы никто не гнался. — Он сорвал, наконец, с горла галстук. — Кино, бля!.. А ты, наверно, подумал: вор. Раз морда толстая.

— Нет, я так не подумал. Я сужу только по поступкам, свидетелем которых был сам.

— Вот это правильно. Вор должен сидеть в тюрьме, а мы труженики.

— Но в тюрьму я, наверно, попаду. — И Поперека с усмешкой поведал Матросову, как через тайгу прошел в зону Атомного завода, оставил муляж мины под хранилищем, а потом документальный фильм обо всем этом по телевидению показал. И еще переправил на запад образцы зараженной земли, потому что правительство верит только данным лабораторий Минатома, а те нагло врут. — А я не хочу, чтобы Сибирь стала вторым Чернобылем. Тогда хана и Китаю, и Японии.

— Тебе могут впаять политическую статью. Недавно вроде тоже какого-то вашего ученого в шпионаже обвинили?

— Левушкина-Александрова… Но ничего у них не вышло. Говоря твоим языком, позаботились конкуренты, однако дело рассыпалось. — Поперека дернул шеей. — А мне могут, ты прав. Но я ничего не боюсь.

— Ты в городе вырос?

— Нет, в поселке Беглецы, это на железной дороге. Еще тот был поселок.

— А я деревенский. Я бы, ей богу, построил на родной околице коттедж, да ведь сожгут… народ злой, спивается. А колхоз кто-то уже купил, только зачем, скажи, если не сеют и не пашут?

— Землю купили. Со временем цена нарастет, как на шоколад. — Поперека раскачивал и крутил золотистый коньяк в стакане. Вспомнилось, как, по рассказу матери Натальи, ее муж, Зиновий Маркович, председатель колхоза, имевший два ордена Ленина, умер на собрании, когда делили землю и сразу же половина бывших колхозников ушла на вольные хлеба. «Погибнете!» — пугал их Зиновий Маркович, но его не послушались. А сейчас вспоминают о нем со слезами. Мать же Натальи отдала почти за бесценок хороший дом и уехала к Елене, в Москву, нянчить внучку.

— Я тоже деревенских корней, если глянуть поглубже, — сказал Петр Платонович. — Деда моего выслали с теплого Алтая, он построил дом в Томской области, а потом его разобрал и перевез южнее, в другое село, а потом снова разобрал — и на ту самую станцию Беглецы. Тут уж отец ему помогал. Я ничего не боюсь.

— Но в тюрьме ты никогда не был?

— Нет. А ты?

Матросов долил остатки коньяка в стакан.

— По молодости лет залетел. Когда только начиналась эта свобода. Я тебе что скажу? Главное, как себя поведешь в камере с первой минуты. Должен проявить характер.

— Характер у меня есть, — Поперека показал зубы, как показывают зеркалу.

— Не залупайся, мужики там посильнее тебя найдутся. Но если чуть обидят, не жалуйся командирам, ну, охранникам. Баланду не ешь, если хочешь сохранить ливер. Наверное, у тебя и жена имеется?

— Имеется… — усмехнулся Петр Платонович, представив, как все три близкие ему женщины будут носить передачи.

— А главное для этого контингента — что ты умеешь. Если бы ты был адвокат, тебе бы цены там не было. Писал бы прошения за них. С Уголовным кодексом не знаком?

— Я изучу, — кивнул Поперека. — Завтра же начну. Память у меня хорошая.

— Вот-вот! А еще выучи десяток слов на их языке… при случае вверни, чтобы понимали: не новичок. Будут больше уважать. Могу тебе помочь.

— Это забавно. Но у меня сын в колонии работает. Он всё знает.

— Но он же не будет приходить сюда и учить тебя? А нам делать не хрен.

— Тоже верно. К тому же он собирается уезжать на Байкал.

— Кстати, что такое «байкал», знаешь? «Жидкий» чай по фене.

— Остроумно.

— А чего ты раньше не уехал? Наверное, бывал, мог остаться… Я вот вырос медведь медведем… мне там душно…

— А мне нет. Бывал я в Европе, летал в Штаты…

— А в затылок гэбэшники дышали?

— Ну а как без них, — чуть насторожился Поперека, но виду не подал. — Их разведка тоже во все дырки заглядывала. Была у меня электронная книжка, я кое-что записывал, прилетаю домой — все исчезло, экран пуст. Ах, там нет батарейки! Во время проверки перед посадкой успели вынуть… а ведь надо винтик открутить… Хорошо работает ЦРУ. Но как я над ними издевался там! Ну, как же, прилетел из империи зла! Ночью свалился в Бостон, говорю: везите меня туда, где конференция, и показываю адрес. Но конференция-то там, а всех поселили в домах за пределами базы. А я заезжаю на военно-воздушную базу, таксист русский, везет весело, а встречает капрал. Спрашиваю, где конференция, а он не знает. Где тогда здесь гостиница? Вот. Документы? Я достаю паспорт, еще тот, с серпом. Капрал звонит начальству: какой-то русский ломится в офицерскую гостиницу. А у меня еще рюкзак, как парашют за спиной. Поселился. А переехать отказался. Нет, говорю, и всё. В итоге они были вынуждены выселить, по моему, целый этаж, во всяком случае справа и слева номера были пустые. И всего за семнадцать долларов в сутки! Я жил классно: телефон, гладильная, телевизор, микроволновка, фэн, ванна, туалет… А наши академики — по трое в двухместных номерах… В Америке любят нахрапистых. Если бы я остался, я бы не пропал.

— А чего не остался?

— А ты?

— У меня тут бизнес. А у тебя?

«Нет, он не утка, — подумал Поперека. — Нормальный простоватый человек».

— А у меня Родина, — ответил Петр Платонович. — Не магнитола «Родина», а она сама.

— Так и у меня!.. — обиженно протянул Матросов. — А теперь слушай. Охранники — дубаки, потому что с дубинками. Но дубарь — покойник. Милиционер — мусор, батон. Цинковать — незаметно передавать что-нибудь… Фугас — жалоба. Или я быстро?

— Нет-нет, можно быстрей. У меня голова — компьютер. Я из кино знаю: редиска — плохой человек..

— Да при чем тут редиска?! Детские хохмы. Суд — свадьба. Смешно, да? Нож — язь… Паспорт — одеяло… Кто знает, может быть, пригодится. Ночлежка — боржом. Кто приводит в исполнение смертный приговор — Тимофей. Инспектор угрозыска — Семен. Главарь шайки — Иван…

……………………………………………………………………………..

Через два дня новоприбывший «больной» пообещал: как только у него наладятся дела в городе (милиция обещала конкурентам руки укоротить — посмели обидеть районного прокурора!), он поможет Попереке с выездом.