Йоханнес Зиммель - Из чего созданы сны

— Да, братишка, мир катится в тартарары, — заявил потрясенный Макс. — Ну, тогда пропустим для начала еще по стаканчику. Это уж меня выбило по-настоящему!

Перед нами стояли стаканы, бутылки с пивом и две бутылки хлебной водки. В виде исключения я изменил своему «Чивас», чтобы не спровоцировать социального конфликта. В своем синим костюме в широкую белую полоску и желтой рубашке с пестрым галстуком Макс сидел у стены, на которой в рамках висели бесчисленные фотографии. Пожелтевшие семейные карточки, совершенно неуместные в этой современной квартире, но Тутти была сентиментальна. Она присутствовала на всех фотографиях: маленькая Тутти за руку с матерью в Берлинском зоопарке, возле белых медведей; маленькая Тутти за руку с отцом на ярмарке; маленькая Тутти с матерью в ванной; на пони; у елки — и везде в окружении дядюшек, тетушек, родителей, дедушки с бабушкой. Все они уже давно умерли, как-то призналась мне Тутти. У нее был только Макс. Но он пока не висел на стенке.

Еще из роскошного кабинета Херфорда я позвонил к Тутти и попросил о визите. К телефону подошел Макс.

— Не-а, щас нельзя. Где-то через часок. У Тутти клиент. Мешок с деньгами. Не желает, чтоб его здесь засекли. Тачку поставил подальше от дома. Не боись, не проворонишь. Красная «альфа». Если через час подъедешь, а «альфа» еще там, обожжи пока не уедет, лады?

— О’кей, Макс! — Я положил трубку.

Все в ожидании смотрели на меня.

— Ну? — спросил Херфорд.

— Порядок. Поговорю с ним еще сегодня. Идеально подходит для нашего дела. Уже завтра сможем начать съемки.

— Вы, Энгельгардт?

Берти расхохотался.

— Что здесь смешного?! — разозлился Лестер, эта скользкая жаба.

Берти только глянул на него, не удостоив ответа.

— Не ссориться, мальчики! Херфорд не потерпит этого!

Воздух в огромном помещении был сизым. Курили все. Херфорд снял свой пиджак. Остальным этого не дозволялось — это была привилегия издателя. Но курить мы могли. Кроме того, на столе заседаний стояли бутылки с пивом. Такой вот «мальчишник». Мамочку давно отвезли домой.

На этом совещании я еще раз ощутил все прелести моей профессии, во всем ее блеске и величии. По поводу обложки с Карелом в обмороке через четверть часа все сошлись в едином мнении. Как я начну серию — было отдано мне на откуп. А вот спорам о «Мужчине как таковом», казалось, конца-краю не будет. Они рожали все новые идеи, кричали, перебивали друг друга, восхищались собой и друг другом — в общем, совсем сдвинулись с этой говенной порносерией.

— В профиль он должен быть! Все тело обязательно в профиль!

— Ну, не знаю. А может, все-таки лучше анфас?

— Вы что, совсем рехнулись? Надо чтобы член был хорошо виден, сам по себе, на темном фоне!

— И разумеется в состоянии эрекции!

— Это понятно! Во всей красе!

— Ну, это должна быть и штука!

— Будет, мой дорогой, будет!

— Как бы такой не отпугнул женщин! — прокаркал Циллер.

— О чем вы говорите, господа! То, что получают тут наши женщины, — это поддержание жизни, говорю вам, настоящее поддержание жизни!

— Конечно, естественно, господин Херфорд!

— Само собой разумеется, господин Херфорд!

Так он и сказал, мой издатель — настоящее поддержание жизни.

— У этой серии важная задача, — не мог удержаться Хэм.

— Золотые слова, господин Крамер! — Херфорд начисто был лишен способности понимать иронию, еще ни разу до него не доходил иронический смысл. — Сразу две серии с важной задачей! И в «Мужчине как таковом» вы тоже не должны забывать о человеческом, Роланд!

— Я никогда не забуду о человеческом, господин Херфорд!

— И тогда вы можете быть откровенны, насколько захотите. Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

— Я понимаю, что вы имеете в виду, господин Херфорд, я буду предельно откровенен.

— Только никаких комплексов! Для нас это поистине важно с нашей задачей. Я уверен, что даже церковь даст нам благословение. И пишите несколько в русле социальной критики, Роланд! — напутствовал Херфорд. — Отсталость и угнетенность женщины во времена позднего капитализма. Помните о нашем новом курсе!

— Так точно, господин Херфорд, я буду помнить о нашем новом курсе.

А тот еще замахнулся на одобрение профсоюзами этой дерьмовой серии!

Заведующий художественным отделом Циллер распорядился:

— В студии все должно быть подготовлено к съемкам.

«Блиц», разумеется, имел собственную большую студию с разного рода рефлекторами — в одном из корпусов издательства.

— Что подготовлено? — спросил Лестер.

— Девочки. Голые девочки.

— Зачем это? — вопреки всему Лестер был крайне чопорным. И у него не было фантазии.

— Ну, если вы хотите, чтобы у мужика стояло, мы должны подложить ему парочку голых девочек, — с раздражением ответил Циллер. — Где их можно достать побыстрее?

— Тут, я уверен, нам может помочь господин Роланд, — съязвил Лестер. Он все еще не переварил тот скандал, что я закатил ему в понедельник.

— Совершенно верно, дорогой господин Лестер, — парировал я. — Только это вопрос денег. Если прилично заплатите, доставлю вам самых роскошных девочек во Франкфурте.

— Здесь деньги значения не имеют, — заявил Херфорд, — вы это прекрасно знаете.

Он сильно нервничал и в который раз, вытащив из жилетного кармана золотую баночку, проглотил пять пилюль: красных, желтых и голубых, запивая их пивом.

— Это будет еще та сенсация в нашем деле, если все удастся! Это — ваша серия, Роланд! И мы с ней вырвемся вперед! Херфорд говорит вам!

— Или нас запретят, — вставил элегантный директор издательства Зеерозе.

— Нас не запретят, Освальд, — возразил Херфорд. — Вас с Циллером еще не было, когда Ротауг выдал нам свое заключение. Доктор, объясните, пожалуйста, все еще раз этим двум господам!

Господин доктор Ротауг, эта человекообразная черепаха прищурился, подергал свой воротник, тронул жемчужину в серебристом галстуке и начал:

— Нас не запретят, нас не конфискуют, нам даже не поставят на вид потерю самоконтроля. А всего-то, что мы должны сделать, это наложить на номер бумажную ленточку, которая прикроет соответствующее место.

— Какое еще место? — изумился бедняга Циллер.

— Да член! — в раздражении заорал Херфорд.

— Да-да, конечно, — стушевался Циллер.

— А вы что подумали, на нос? — Лестер не выносил и Циллера.

— Попридержите-ка язык, Лестер! Говорит доктор!

— Пардон, господин Херфорд, прошу прощения!..

Ах, что это были за прения, любо-дорого посмотреть!

— Ленточка, естественно, съемная, — продолжал Ротауг.

— Естественно!

— Ясное дело!

— Само собой!

— Вот уж у девчушек глаза на лоб вылезут!

— Тихо! — взревел Херфорд. — Мы здесь в борделе или в кабинете босса?