Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

— Я ненавижу быть девушкой, я это ненавидела с тех пор, как только выросла, — сказала Полли, — и неужели вы думаете, что жизнь слишком длинна для счастья?

Тетя Сэди тяжело вздохнула:

— Я удивляюсь, почему все девушки ждут от брака только счастья? Почему же тогда столько умных и немолодых женщин совсем не торопятся в эту ловушку?

— Дорогая леди Алконли, не будьте так циничны.

— Нет, нет, ты права. Ты стремишься к своему будущему, и никто не сможет остановить тебя. Я должна была сказать тебе, что ты делаешь ужасную ошибку. Больше я не скажу ни слова. Я распоряжусь насчет машины к 9.30. Ты вернешься в 4.45 или 6.10?

— В 4.45, пожалуйста. Я написала Малышу, что встречусь с ним в «Рице» в час, я послала ему открытку вчера.

Было чудом, что открытка пролежала вчера полдня на столе в холле, и ни Джесси ни Виктория не обнаружили ее. Снова началась охота, и, хотя им разрешалось выезжать только трижды в течение двух недель, они настолько выматывались, что забывали совать нос в чужие дела. Что до дяди Мэтью, который охотился четыре раза в неделю, он вряд ли был способен открыть глаза после пятичасового чая, сидя у себя в кабинете и покачиваясь в кресле под рев граммофона. Но каждые несколько минут он совершал один большой скачок из кресла, чтобы сменить пластинку.

В тот же вечер Малыш позвонил перед ужином. Мы все сидели в кабинете, слушая «Лакме» — новую запись, только что прибывшую из магазина. Мой дядя стиснул зубы, когда перезвон храмовых колоколов был перекрыт пронзительным звяканьем телефона, и гневно заскрежетал ими, когда услышал голос Малыша, спрашивающего Полли, но он протянул ей трубку и пододвинул стул со старомодной любезностью, с которой он относился к людям, которые ему нравились. Он никогда не относился к Полли, как к обыкновенной юной девушке, я уверена, что он восхищался ею.

Полли сказала:

— Да? О? Очень хорошо. До свидания. — и повесила трубку на приемник.

Даже это испытание не нарушило ее безмятежности. Она сказала нам, что Малыш изменил место рандеву, заявив, что бессмысленно ехать в Лондон, и предложил «Митру» в Оксфорде в качестве более удобного места встречи.

— Так что, мы могли бы поехать вместе, Фанни, дорогая.

Я так или иначе собиралась посетить свой будущий дом.

— Ему стыдно, — сказал Дэви, когда Полли ушла к себе наверх. — Не хочет, чтобы его видели. Люди уже начали сплетничать. Вы же знаете, Соня не способна хранить секреты. Достаточно только раз обмолвиться о своих делах в Кенсингтонском дворце, и весь Лондон будет знать об этом через десять минут.

— Но, дорогой, если их увидят в «Митре» это будет еще хуже. Я немного беспокоюсь, я обещала Соне, что они не будут видеться здесь, должна ли я сказать ей? Как ты думаешь?

— Должен ли я поехать в Силкин и пристрелить каналью? — пробормотал дядя Мэтью в полусне.

— Нет, дорогой, пожалуйста, не надо. Что ты думаешь, Дэви?

— Не беспокойся о старой волчице, ты не обязана докладывать ей о каждом шаге ее дочери.

Если бы дядя Мэтью не ненавидел Малыша Дугдейла так яростно, он бы так же азартно, как его дочери поддерживал Полли в любом ее начинании, способном досадить леди Монтдор. Дэви сказал:

— Я не поддерживаю эту идею. Полли была совершенно откровенной и рассказала нам о своих делах, но если бы она не сделала этого? Она ведь часто ездит в Оксфорд с Фанни? Я бы предпочел закрыть глаза.

Итак, утром следующего дня мы с Полли поехали в Оксфорд вместе. Я, как часто это делала, пообедала с Альфредом в «Джордже». Если я не упоминаю Альфреда в этой истории, то только потому, что он сам совершенно не интересуется другими людьми и их жизнью, так что он едва ли догадывался, что происходит в Алконли. Я полагаю, что только я и наши дети и, возможно, какой-нибудь способный ученик, являются для него реальными людьми, в остальном он предпочитает жить в мире идей и абстрактного мышления. После обеда я около часу мерзла в нашем доме, где строители работали, как мне казалось, бесконечно медленно. С безнадежным отчаянием я отметила про себя, что они оборудовали одну из комнат под свои нужды, она была теплой и уютной, с чайником на маленькой плите, огнем в камине и портретами кинозвезд на стенах. Насколько я заметила, они ее почти не покидали, и мне было трудно их обвинять в этом, настолько холодно и сыро было в остальной части дома. После детального осмотра с мастером, который продемонстрировал мне больше проржавевших труб и прогнивших половых досок, чем в прошлое посещение, я подошла к окну моей будущей гостиной, чтобы укрепить свой дух созерцанием Церкви Христовой, такой красивой на фоне темных облаков. Однажды, подумала я, я буду сидеть на этом самом месте у широко открытого окна и смотреть на зеленые деревья и голубое небо над крышами колледжа.

Я смотрела наружу через стекло, почти непрозрачное от грязи и побелки, пытаясь представить эту летнюю сцену, когда преодолевая холодный встречный ветер, мимо меня по улице прошли Полли с Профессором Безобразником. Эта картина не выглядела идиллической, но, может быть, только по вине климата? Это совсем не было похоже на ленивую прогулку рука об руку под голубыми небесами теплых стран. Здесь влюбленным волей обстоятельств приходилось выбирать между быстрой ходьбой и духотой кинотеатра. Засунув руки в карманы, подняв воротники и опустив подбородки в шарфы, они проскочили мимо меня и скрылись из виду.

Прежде, чем возвращаться домой, я зашла в «Вулворт», имея строгое предписание Джесси купить новый аквариум для ее золотой рыбки. Она разбила его как раз накануне и потому запустила рыбку в ванну, пристроенную к гостевой комнате. Нам с Альфредом пришлось пользоваться ванной рядом с детской, пока Джесси не получит новый аквариум.

— Вот видишь, Фанни, это в твоих собственных интересах, не забудь.

В зале «Вулворта» я обнаружила еще множество нужных вещей и переходила от прилавка к прилавку, пока не столкнулась с Малышом и Полли. Он держал в руках мышеловку, но, думаю, они зашли сюда, спасаясь от ветра.

— Пора возвращаться? — спросила Полли.

— Сейчас? Я действительно устал.

— Хорошо, пойдем.

Мы втроем направились на Кларендон-ярд, где нас ждали наши автомобили. Профессор все еще был болен, из-за чего казался каким-то неопрятным и даже сварливым. Он не попытался пожать мне руку, когда принял ее для прощания, и он не щекотал наши ноги, когда накрывал их полостью, что он обязательно сделал бы, будь он в нормальном состоянии. Когда мы отъехали, он, не оглядываясь, пошел к своей машине и даже ни разу не встряхнул своими мальчишескими кудрями. Несомненно, он был в депрессии.

Полли наклонилась вперед, подняла стекло за сиденьем водителя и сказала:

— Ну, все улажено, слава Богу. Ровно через месяц, конечно, если смогу получить согласие родителей, я ведь еще нахожусь под их опекой. Так что следующим важным делом будет схватка с мамой. Я поеду в Хэмптон завтра и скажу ей, что мое совершеннолетие наступит в мае, так не лучше ли ей проглотить эту пилюлю и сделать, как я прошу. Им незачем ждать до дня рождения, и в любом случае папа лишит меня денег.