Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Ужасно, когда обрывается род, – соглашается Сирояма.

– Родственник из побочной линии занимается восстановлением дома. Я дал ему денег, но он простой ножовщик. Имя Огава для Дэдзимы навсегда утрачено.

Сирояме нечего к этому прибавить, но заговорить о другом было бы неучтиво.

За приоткрытыми дверьми виднеется веранда. Вдали расцветают сияющие облака.

Среди холмов над горящим полем поднимается дым.

«Сегодня мы здесь, а завтра нет, – думает Сирояма. – Избитые истины на самом деле глубоки».

Игра в го возобновляется. Шелестят шелковые накрахмаленные рукава.

– Обычай требует восхвалять мастерство градоначальника в игре, – замечает Эномото, – но вы и вправду лучший игрок, какого я встречал за последние пять лет. Чувствуется влияние школы Хонинбо.

– Мой отец… – градоправитель так и видит насупленный призрак старика, грозно поглядывающий на ростовщика в углу, – достиг второго рю в Хонинбо. Я лишь недостойный ученик… – Сирояма начинает атаку на одиноко стоящий камень Эномото. – Так, балуюсь на досуге.

Он берется за чайник, но тот пуст. Сирояма хлопает в ладоши, и немедленно появляется камергер Томинэ.

– Чаю, – говорит градоправитель.

Томинэ оборачивается и тоже хлопает в ладоши, вызывая другого слугу. Тот на коленях скользит к столику, бесшумно забирает поднос и исчезает, в дверях отвесив поклон. Градоправитель мысленно прослеживает путь подноса, переходящего из рук в руки, вплоть до беззубой старухи в самой дальней кухне. Старая карга подогревает воду до нужной температуры и заливает чайные листья идеального качества.

Камергер Томинэ никуда не уходит: это его мягкий протест.

– Ну что, Томинэ, к нам набежали толпы землевладельцев, занятых распрями друг с другом, мелких чиновников, желающих получить местечко для своих беспутных племянников, побитых жен, умоляющих о разводе, и все они пристают к вам, предлагают деньги и дочерей и в один голос клянчат: «Камергер-сама, пожалуйста, замолвите за меня словечко перед градоправителем»?

Томинэ смущенно и невнятно гундит что-то сломанным носом.

«Градоправитель – раб многоголового чудища чужих требований», – думает Сирояма.

– Полюбуйтесь пока золотыми рыбками, Томинэ. Зайдите за мной через несколько минут.

Камергер тактично удаляется во дворик.

– У нас неравные шансы в игре, – говорит Эномото. – Вас отвлекают дела службы.

Нефритово-пепельная стрекоза садится на край доски.

– Тех, кто занимает высокую должность, постоянно дергают по всяческим поводам, – отвечает градоправитель.

Он слышал, что настоятель способен движением руки отнимать ки у насекомых и мелких зверюшек, и отчасти надеется увидеть это своими глазами, но стрекоза уже улетела.

– Господину Эномото также приходится управлять своими землями, заботиться о храме, его занимают и научные интересы, и… – намекнуть на коммерческие интересы было бы оскорбительно, – и прочие дела.

– Несомненно, я не провожу свои дни в праздности. – Эномото ставит камень в центр доски. – Но гора Сирануи возвращает мне молодость.

Осенний ветер проносится по роскошно обставленной комнате, взмахивает полами невидимой мантии.

Небрежная реплика служит градоправителю напоминанием: «У меня довольно могущества, чтобы забрать к себе в монастырь девицу Аибагаву, которая пользуется вашим покровительством, и вы не смогли этому помешать».

Сирояма старается сосредоточиться на расстановке сил в игре и будущих ходах.

«Когда-то, – говорил Сирояме отец, – Японией правили знать и самураи…»

Слуга, стоя на коленях, раздвигает двери и вносит в комнату чайный поднос.

«…а сейчас правят Обман, Жадность, Продажность и Сластолюбие».

Слуга приносит две чистые чашки и чайник.

– Господин настоятель, – говорит Сирояма, – не угодно ли еще чаю?

– Вы не обидитесь, – без вопросительной интонации отвечает Эномото, – если я предпочту свой собственный напиток.

– Я уже не удивляюсь вашей… – Какое бы слово подобрать поделикатней? – Вашей осмотрительности.

К Эномото уже подскочил послушник в темно-синем одеянии, с бритой головой. Он откупоривает бутыль из тыквы-горлянки и удаляется, вручив ее своему наставнику.

– Был ли когда-нибудь случай, чтобы хозяин дома, который вас принимает… – Градоправитель вновь не находит подходящих слов.

– Разгневался, что его заподозрили в намерении меня отравить? Да, бывало. Но я всегда их успокаивал, рассказывая одну историю. Одна женщина, служанка моего врага, сумела получить должность в доме одной очень знатной семьи в Мияко. Она проработала там два года, хозяева полностью ей доверяли. Когда я навестил их, она добавила в мое угощение несколько крупинок отравы, не имеющей запаха. К счастью, со мной был мастер Судзаку, врач из моего монастыря. Он дал мне противоядие. Не будь его рядом, я бы умер, а на семью моего друга пало бесчестье.

– Ваши враги неразборчивы в средствах, господин настоятель.

Эномото подносит к губам тыквенную бутыль и пьет, запрокинув голову.

– Власть притягивает врагов, – он вытирает губы, – как давленые фиги притягивают ос.

Градоправитель помещает еще один камень рядом с одинокой фишкой Эномото, создавая положение атари и грозя захватить ее на следующем ходе.

Легкий подземный толчок пробуждает камни к жизни: они дребезжат и колеблются…

…но не сдвигаются с мест, и постепенно все стихает.

– Простите мою невоспитанность, – говорит Эномото, – если я вернусь к тому делу с Нумой, но мою совесть тревожит, что я отрываю градоправителя, назначенного сёгуном, от его обязанностей. Какого размера кредит вам было бы желательно получить от Нумы для начала?

У Сироямы в желудке становится кисло.

– Скажем… двадцать?

– Двадцать тысяч рё ? Безусловно. – Эномото и глазом не моргнул. – Половина будет на ваших складах в Нагасаки через две ночи, вторую половину доставят в вашу резиденцию в Эдо к концу Десятого месяца. Такие сроки вас устраивают?

Сирояма утыкается взглядом в доску:

– Да. – Он заставляет себя добавить: – Есть еще вопрос о гарантиях.

– Это совершенно лишнее, – заявляет Эномото. – Одно ваше выдающееся имя…

«Мое выдающееся имя, – думает носитель оного, – приносит мне только дорогостоящие обязательства».

– Когда прибудет следующий голландский корабль, деньги с Дэдзимы вновь потекут в Нагасаки рекой, и самый крупный приток пойдет через казну городской управы. Для меня будет честью лично выступить поручителем.

«Он упомянул мой дворец в Эдо, – думает Сирояма. – Это скрытая угроза».

– Проценты, ваша честь, – Нума снова кланяется, – составят четверть общей суммы, с ежегодной выплатой в течение трех лет.