Герчо Атанасов - Провинциальная история

С тех пор как они поженились, прошло немало времени. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы испепелить иллюзии, отрезвить первое пылкое чувство. Они познакомились в Софии в какой-то студенческой компании. Мария, заносчивая гимназистка, проявила интерес к молодому ассистенту с романтической биографией и напевной речью северянина. Несколько раз они сходили в кино, потом Стоил пригласил ее на концерт.

Мария не слушала музыку, она все время наблюдала за ним. Он был молод, неискушен и не догадывался о том, как она непостоянна. Даже капризничать Мария умела так, что казалась ему скорее непосредственной, чем взбалмошной. Вечерами она ждала его у института, держа под мышкой очередной роман. «Ты, конечно, читал эту вещь? Нет? А еще ассистент, позор! Ну ладно, даю тебе ее, но только на три ночи. Почему на три ночи? Потому что романы читаются одним духом, мой милый, это тебе не Маркс, не Энгельс и не Рикардо. Так, кажется, его зовут? Ох и молодец же я, правда?»

Бывало они подолгу бродили по городскому парку или по боянским лугам. С подкупающей заинтересованностью Мария расспрашивала Стоила о его институтских делах. Стоил отвечал четко, лаконично. Мария уже тогда оценила эту его способность выражать свои мысли. Умен! — отмечала она про себя с радостным возбуждением охотника. Далеко пойдет! И продолжала засыпать вопросами простодушного парня, которому и в голову не приходило, что делает она это вовсе не из любознательности.

Однажды вечером, после того как они долго целовались в глухой улочке возле его дома, Мария обняла его и властно сказала:

— Я пойду с тобой наверх.

Так началась прелюдия их семейной жизни, прелюдия вполне обычная, и Стоил воспринял ее просто и естественно.

Но постепенно горизонт их маленького счастья заволокли тучи. У них родилась дочка, Евлогия, и с первыми радостями пришли заботы: жить было негде, родители Марии, не одобрявшие раннего замужества дочери, отказались их приютить. Мария была вынуждена уехать в провинцию, к родителям Стоила, но вскоре рассорилась с ними и возвратилась в студенческую комнатушку мужа, к неудовольствию квартирной хозяйки.

Потянулись месяцы и годы бесконечных скандалов, скитаний по квартирам, безденежья, которое уже начало угнетать и Стоила, в войну бывшего политзаключенным, привыкшего к лишениям. Мария изнервничалась, поблекла и затаила неприязнь к Стоилу, словно он нарочно обрек их с дочкой на горькую участь. Глаза ее потухли и лишь временами метали искры, как грозовая туча — молнии. Сетуя на свою судьбу, Мария не раз пожалела о том дне, когда они встретились, и в приступах ярости проклинала ребенка.

А что мог сделать Стоил? Он молча терпел все невзгоды и лишения. И может быть, их пути так и разошлись бы в разные стороны, не случись непредвиденное — Стоила послали в его родной город на партийную работу.

В считанные дни их жизнь круто изменилась: квартира со всеми удобствами, хорошая зарплата, покой и уверенность. Стоил с головой ушел в работу, а Мария начала готовиться в университет. Недавние обиды они забыли, вернее проглотили, что казалось вполне естественным — зачем вспоминать горечь прошлого, если ростки будущего поднимаются на глазах.

Мария не прошла в университет по конкурсу, зато Стоила зачислили в заочную аспирантуру, а уже через год избрали руководителем городской партийной организации. На следующий год Мария опять не поступила, однако положение Стоила настолько упрочилось, что ей уже можно было махнуть рукой на университет. Общительная, с хорошими манерами, умеющая произвести выгодное впечатление, Мария очень скоро нашла свое место в жизни города. Сперва ее назначили руководителем местной филармонии, а немного погодя директором в городской театр. Очередной отпуск Дженевы провели вместе на заграничном курорте. Они стали частенько ходить в гости, принимать у себя самых известных людей в городе, и Мария окончательно возродилась.

Но как бы ни менялись обстоятельства, а характер человека остается прежним, и даже в эти благополучные годы между супругами опять проявились расхождения — прежние расхождения, обнаружившиеся еще в то трудное время. Если Мария стремилась — и театр ей в этом способствовал — получать от жизни только удовольствия, то Стоил, наоборот, каждую свободную минуту использовал для работы. С течением времени они все меньше внимания уделяли друг другу, становились все более чужими, и в конце концов каждый стал жить своей жизнью. Мария вращалась среди местной богемы, Стоил еще больше замкнулся в себе. Он работал без устали, порой и ночами, много внимания уделял дочери. Такая напряженная жизнь удивляла окружающих, и мало кто понимал его.

К числу последних относился и Христо Караджов, в ту пору мэр города. Земляки и однокашники, они расстались в годы войны. Христо, бойкий и способный крестьянский паренек, блестяще окончив гимназию, был зачислен на юридический факультет Софийского университета. Несколько раз они встречались в тайных студенческих кружках, после чего их пути разошлись: Стоил оказался в тюрьме, а Христо продолжал учиться. После войны Караджов с дипломом адвоката вернулся в свой город и посвятил себя общественной деятельности. Стоил смог окончить университет много позже и долго работал ассистентом. Их встречи в Софии и в родном городе, как и их разговоры, носили случайный характер. Столь же случайным было и памятное ночное приключение, когда Христо затащил Стоила в незнакомую компанию столичной молодежи. Это были настоящие стиляги, избалованные отпрыски зажиточных семей, дерзкие, с вызывающими манерами и повадками. В отличие от Христо, который чувствовал себя здесь как дома — лихо пил, без конца острил, заигрывал с девушками, — Стоил во всем обнаруживал свою неопытность и чувствовал себя неловко. Улучив момент, Христо шепнул ему на ухо: «Ты, брат, не тушуйся, нечего с ними церемониться!»

Поздно ночью, оказавшись каким-то образом наедине с белокурой красавицей, Стоил невольно вспомнил слова скрывшегося в одной из комнат Христо. Молодая женщина осушила бокал с коньяком и откинулась на спинку дивана. Ее слова как огнем обожгли его: «Ну, чистоплюйчик мой, чего же ты ждешь? Решения собрания? — Она вызывающе засмеялась. — Или товарищ способен любить только свои идеи?» Без всякого стеснения она стянула с себя платье и швырнула его к ногам изумленного Стоила. «Лучше сейчас, — ехидно бросила она, — чем через двадцать лет волочиться за моей дочкой». Ее белье ворохом легло у его ног.

Стоил весь полыхал от гнева. Он шагнул по тряпкам, готовый влепить ей пощечину, однако женщина, как видно, догадалась о его намерениях — обхватила его обеими руками и в страстном порыве прильнула к нему. Дурманящий запах духов, ласковых волос окончательно лишил его воли, и он забыл обо всем на свете.