Алексей Шкваров - Время греха: Роман

— Сынок! Мама приехала. Пойдем, встретим.

Они оделись и вышли на крыльцо. Отец прижал сына, обнял за плечи и прошептал:

— Все будет хорошо, сынок! Папа рядом.

Мама увидела их, бросила сумку и побежала к дому, остановилась у крыльца. Лицо ее раскраснелось, нос заострился, было видно, как она замерзла. Под глазами темнели круги от бессонной ночи. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Мать медленно опустилась на колени и попыталась что-то сказать, но рыданья сжали спазмами горло. Отец кинулся вперед, подхватил ее, завел в дом, усадил у зеркала в гардеробе, снял белый плащ-пуховик, сапоги, потрогал ноги — они были ледяные. От нее сильно пахло алкоголем, но пьяной она не выглядела. Сын сходил, подобрал брошенную на дороге сумку, принес ее в дом и остановился на пороге. Мать смотрела на него умоляющим взглядом, но он отвел глаза в сторону. Отец пересадил ее на диван в гостиной, укрыл теплым пушистым пледом, вышел за дровами. Нужно было растопить сильнее камин, чтобы быстрее согреть ее. Когда отец принес дрова и вывалил их на пол, раздался ее хриплый голос:

— Что мне сделать, сынок?

Его ответ был очень спокоен и хладнокровен:

— Выгони… этого, и живи с нами.

— Как выгони? Ведь я же замужем. (Она — замужем!? — Пронзила мысль).

— Так разведись!

— Но так нельзя… — Она слабо сопротивлялась.

— С отцом, значит, можно было, а с этим нет? Тогда зачем ты приехала? Уезжай и живи с ним, а про нас забудь!

— Сынок, давай потом поговорим на эту тему? — Взмолилась мать.

— Потом разговора не будет. Или сейчас ты ему звонишь при нас и так чтоб мы с папой все слышали, что ты будешь говорить, и что он отвечать. Или никогда!

— Что я ему скажу? — Устало опустила голову мать.

— Что хочешь, лишь бы побыстрее отстал и не надоедал нам. Скажи, что не любишь, что изменила и не вернешься, или вернешься только за вещами, но чтоб ноги его там не было!

— Хорошо. — Она покорно кивнула, не поднимая голову. Нащупала в кармане брюк телефон, достала, набрала номер и повторила слово в слово. Ей пытались что-то сказать, даже кричать в трубку, но она отключила телефон и бросила его рядом, как абсолютно бесполезную вещь.

— Ты доволен?

— Да!

— И что дальше? — Она подняла голову. Глаза были бесцветными от слез.

— Дальше ты будешь жить с нами. Со мной и папой.

— Но я не люблю твоего отца. — Она пожала плечами.

— Полюбишь!

— Сынок, ты несовершеннолетний и при нашем разводе судом было определено, что ты живешь со мной, а не с папой. Тебе придется подчиниться и вернуться со мной.

— Ты ошибаешься. Мой папа — гражданин этой страны и мы находимся на его территории. Ты можешь попытаться вызвать полицию и обвинить папу в том, что он якобы удерживает меня, напомнив о решении чужого суда. Но твои шансы равны нулю. Ты забыла, что здесь действует ювенальная юстиция. Я просто все расскажу сам и все объясню полиции. Они здесь непродажные, как наши полицаи. И поверят мне, а не тебе. А их суд, в отличие от русского, защищает интересы ребенка и тоже не продается, как наши судьи.

— Это отец тебя этому научил? — Она не удержалась. Стала заводиться.

— Не трогай отца! Он говорил совсем другое.

— Ну, конечно…

— Хватит лгать, мама! И изворачиваться хватит! Я все знаю! — Он почти прикрикнул на нее.

От его слов, она, вдруг как-то вся сжалась в комок и заплакала…

Кто-то дотронулся до его плеча и… он проснулся. Рядом стояла медсестра:

— Вы бы отдохнули. Она все равно в коме. Если что-нибудь изменится в ее состоянии, мы вас сразу известим.

Он вышел из больницы, преодолевая порывы ледяного ветра, бросавшего в лицо обжигающую снежную крупу, дошел до машины, открыл дверцу, забрался внутрь, запустил двигатель и закурил. Посмотрел на сигарету, вспомнил, что давал себе зарок не курить в салоне. Махнул рукой, нашел пепельницу, она была забита всякими бумажками, стряхнул на пол. Сидел и размышлял куда поехать. В гостиницу? Нет, поеду к сыну, хотя видеть физиономию тещи желания не возникало. Приоткрыл окно, вышвырнул сигарету. Подставил лицо ледяным порывам, несколько раз глубоко вздохнул — выдохнул, включил передачу.

— Там… это… — теща начала мямлить, когда они сели втроем с сыном на кухне, — мы за товар должны… она и ехала деньги отдать, да вот какое несчастье приключилось… — всхлипнула.

— Кому и сколько? — Спросил кратко.

— Ильдару. А сколько… посчитать надо.

— Ильдару? — Он переспросил, поморщился, догадавшись о ком речь, — Опять с этим… связались? — Вздохнул, покачал головой, подумал. — Звони ему! Я буду говорить.

— Сейчас наберу. — Засуетилась в поисках телефона. Нашла трубку, набрала номер, приложила к уху. — Ильдар, это я… — Тот ее перебил, что-то выкрикивал гортанно, ругался матом.

— Дай сюда! — Он протянул руку и взял вздрагивающую от изрыгаемых угроз трубку. — Ты опять на моем пути, чурка? — Ильдар словно подавился и замолчал. Он продолжил. — Повезло тебе тогда… Экзекуцией, мокрыми штанами, да условным сроком отделался… Смотри, в следующий раз, кастрируют, как барана. Впрочем, почему, как… Ты и есть баран, с гор спустившийся. А после отправят туда, куда обещали. Не забыл? Раз молчишь, значит, помнишь. Отвечай теперь быстро и внятно. Сколько тебе должны за весь товар? И не вздумай юлить и набавлять. Ты меня знаешь. Я проверю. С визитом нагряну.

— Сейчас посмотрю. — Дагестанец засопел, задышал горячо в трубку.

— Давай быстро. Не задерживай меня, если хочешь получить свои деньги.

Сопение прервалось, Ильдар назвал сумму. Он повторил ее вслух и вопросительно посмотрел на бывшую тещу. Та закивала головой:

— Что-то около этого…

— Хорошо. — И Ильдару. — Завтра подъедешь к 12-ти к ним в ларек, тебе отдадут деньги.

— Да. Спасибо.

— Свое «спасибо» засунь в свою задницу. И запомни, больше у тебя шанса нет. Еще раз встречу на своем пути… сам панимаешь, дарагой. Кирдык будет. Все. Свободен.

Он отключился. Помолчал. Затем достал из внутреннего кармана пиджака пачку денег, прикинул курс рубля и евро, отсчитал нужную сумму, положил на стол. Кивнул теще.

— Отдашь ему в евро. Вопрос закрыт. Вот так! — И подмигнул сыну. Тот с восхищением смотрел на отца.

Он ночевал у них. Спали вместе с сыном на одном диване. В ее спальню он даже не порывался заглянуть. Не выходил из головы сон, что приснился в больнице. Знал, что все ерунда, что никакого мужа не было, и нет, но не мог и не хотел заходить туда, где стояла та самая двуспальная кровать, где, когда и он спал вместе со своей женой, где занимался с ней любовью… и куда она потом приводила других…

Каждый день он отправлялся в больницу, садился рядом с ней, подкладывал свою ладонь под ее тонкие пальцы, чуть пожимал их, надеясь ощутить обратное шевеление. Но все было напрасно. Врачи лишь разводили руками и повторяли, что надо ждать.