Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Возможно, ты и прав, — сказал он с немалым как бы облегчением.

— Взгляни-ка с противоположной точки. Вспомни, у скольких героев были нелады с женами.

— У кого же?

— У Агамемнона, к примеру.

— Да, с Еленой получился ералаш порядочный, — согласился Лавелл. — А что представляет собой Стивенс, помимо того, что герой?

— Внешне то есть?

— Во всех отношениях.

— Молод, родом из Бирмингема, коммивояжер — продает украшения для платья; пописывает в газетах, способен к языкам; телом приземист, весьма светловолос, легко сходится с людьми, охоч до женщин.

— Похож как будто на меня, — сказал Лавелл, — только я пока в коммивояжерах не служил и слегка еще горжусь своей фигурой.

— Да, в нем есть что-то твое, Чипс. Я заметил это сходство в Олдершоте.

— Ты мне льстишь. Но вот у моей собственной жены он добился большего успеха. Раз он охоч до женщин, то за Присиллой приударил, так сказать, с ходу?

— Пожалуй.

— Он тебе нравился?

— Мы сдружились.

— Почему его отчислили?

— На лекцию не пошел.

На этом интерес Лавелла к Стивенсу как-то сразу померк. И голос Лавелла померк. Ощутилось, как сильно Чипс расстроен.

— А вроде бы особых туч на нашем брачном горизонте не было, — сказал он. — Если б не послали меня в ту богомерзкую дыру на побережье, все осталось бы у нас в порядке. Мне так кажется по крайней мере. Я и теперь не слишком-то хочу развода.

— Встал уже вопрос о разводе?

— Мало будет радости жить с женой, которая любит другого.

— Весьма многие живут с такими женами — да и с мужьями такими.

— Былого не вернешь уже, во всяком случае.

— Былого вообще не вернуть. Все меняется — и брачные отношения в том числе.

— Мне казалось, по твоей теории все как раз остается неизменным.

— Все меняется — и вместе остается тем же. И быть может, это даже к лучшему.

— Ты серьезно так думаешь?

— Нет, всерьез я так не думаю.

— И я не думаю, — сказал Лавелл, — хотя понимаю, что ты имеешь тут в виду. Но я не уверен даже в том, готова ли она ко мне вернуться. По-моему, она хочет выйти за Стивенса.

— Она с ума сошла.

— Возможно, и сошла, но желание такое выражает.

— Где сейчас Каролина?

— У моих родителей.

— А сама Присилла?

— У Молли Дживонз — я лишь вчера случайно узнал. Она все кочует от родственников к родственникам, и, естественно, иногда ее адрес бывает туманен.

— Ты уже выяснял с ней отношения?

— В мой прошлый отпуск — прелестный получился отпуск.

— А с тех пор?

— С тех пор я не очень-то знаю, где она. И сейчас вот не знал, да случайно услышал, что у Дживонзов. Я надеюсь увидеться с ней сегодня вечером. Поэтому и не могу с тобой остаться обедать.

— Значит, обедаешь с Присиллой?

— Не совсем так. Помнишь Бижу Ардгласс, роскошную манекенщицу, бывшую подругу принца Теодориха? Я вчера столкнулся с ней нос к носу по пути на работу. Она теперь шофер, возит союзников наших — бельгийцев или там поляков. Служит в странной женской организации — у леди Макрийт. Бижу об этой леди, бывало, столько рассказывала пикантного. Так вот, Бижу пригласила меня на небольшой званый обед. Отмечает в «Мадриде» свое сорокалетие с пятью-шестью старыми друзьями.

— Бижу Ардгласс уже сорок лет?

— Бегут годы.

— Я ее видел лишь издали, но все же… И Присилла там будет?

— Бижу отыскала ее у тетушки Молли. Присилла, конечно, сказала Бижу, что я на побережье. Ведь последнее свое письмо я писал ей оттуда. Я объяснил Бижу, что переброшен только что в Лондон — это чистая правда — и не успел еще связаться с Присиллой.

— Ты ей не звонил еще?

— Я решил — не стану звонить к Дживонзам, встречусь с Присиллой прямо на обеде. Так будет лучше всего, потому что в «Мадриде» мы с ней праздновали нашу помолвку. В «Мадриде» же, чем черт не шутит, и помиримся.

Узнаю Лавелла. Не может человек без театральных эффектов. Но, возможно, он прав, и в самом деле все надо подавать театрально, это лучший метод решения житейских неурядиц. И что ни говори, а каждый ведь живет по-своему.

— Стоит же попробовать помириться, а? — продолжал он. — Как думаешь, Ник?

Он спросил таким тоном, точно вовсе не уверен в моем ответе — скорее даже ожидает, что я стану его отговаривать.

— Конечно, стоит. Все усилия употреби.

— Ты можешь представить, каково мне думать и думать непрерывно об этом, сидя над чертовыми списками всякого там оборудования для раций и десантных средств. Допустим, уйдет она к Стивенсу — сколько предстоит тогда переговоров о Каролине и тому подобное.

— Чипс, в дальних дверях показался Хью Морланд. У тебя нет больше ничего неотложного?

— Нет. Все выложил. Хотелось облегчить душу, понимаешь?

— Понимаю.

— Главное, ведь ты согласен, — стоит мне постараться снова наладить с ней отношения?

— «Согласен» — слабоватое слово.

Лавелл покивал головой.

— И будешь моим душеприказчиком?

— Сочту за честь.

— Великолепно. Я так и напишу поверенному… Здравствуйте, Хью, как поживаете, дружище? Вечность целую не виделись.

Без шляпы, в знакомом старом своем синем костюме — как всегда измятом, точно Хью в нем спит, — и в темно-серой рубашке с вишневым галстуком Морланд кажется персонажем довоенной жизни, непонятно как сохранившимся. Он запыхался, раскраснелся; вид болезненный. Лицо осунулось, и весь он похудел. Вот он узнал Лавелла, и краска стала гуще — должно быть, вспомнилась Присилла. Затем краска схлынула, но остались пятна нездорового румянца. Несмотря на радушные слова Лавелла, последовала минута неловкости. Морланд замялся у столика, не садясь, — как обычно, не решаясь действовать. Морланд и сам смеется над этой своей мешкотностью; вот так же никогда он не способен выбрать из меню, сделать заказ официанту.

— Сяду с вами обоими — и тут же буду принят за шпиона, — сказал он. — Почему-то я не ожидал увидеть тебя в форме, Ник, хотя и знал, что ты в армии. Должен сказать, на днях было у меня довольно мрачное переживание. Ко мне заглянул Норман Чандлер — узнать, что новенького в музыкальном мире. Он теперь тоже офицер. И мы с ним пошли поесть к Фоппе; с начала войны оба мы там не были ни разу. Нижний зал заперт, окно разбито взрывом бомбы, и мы поднялись наверх, в клубную. Там две какие-то линялые личности сказали нам, что ресторан закрыт. Мы спросили, где найти владельца. Ответили, не знают. Ответили недружелюбно. Чуть ли не враждебно. И я вдруг понял — они думают, что мы пришли за Фоппой, чтобы его увести, интернировать, ведь он итальянец. Один из нас в военной форме, другой в штатском — из контрразведки. Дело яснее ясного.

— Контрразведка сильно изменилась, если там сейчас носят такие костюмы, как на тебе, Хью.

— Не более изменилась, чем армия, раз там сейчас такие офицеры, как Норман.