Кевин Милн - Сладкая неудача

Она вдруг вспомнила, что так и не прочла письмо Джекоба Барнса. Нехотя встала, поплелась на кухню, достала письмо из сумочки, села за стол и вскрыла конверт. Увидела дату в верхнем углу на первой странице и горько отметила, что оно было написано за несколько дней до его смерти.

Она не знала, что прочтет в этом письме, и заранее ощущала неприятный холод под ложечкой. Но когда дочитала письмо, эмоции снова захлестнули ее, а лицо стало мокрым от слез. Впервые с девятилетнего возраста София Мария Джонс почувствовала себя абсолютно свободной от своего прошлого. И вместе с тем ее терзала печаль – в будущем с ней рядом не будет Гаррета Блэка.

17 августа 2009

Дорогая София,

возможно, вы меня не помните. Но я не могу вас забыть. Для меня это невозможно. Мучительные воспоминания побудили меня написать вам. Хотя мне больно это делать, я не могу покинуть этот мир, не запечатлев на бумаге все мои мысли и чувства, связанные с нашей краткой встречей много лет назад.

Мое имя Джекоб Барнс. Поверите вы или нет, но мы с вами немного поговорили и вместе посидели на тротуаре – после той ужасной аварии, когда вам исполнилось девять лет. Я лишился тогда четырех пальцев, но вы потеряли гораздо больше. И я вам очень, очень сочувствую.

Пожалуйста, знайте: я много лет хотел отыскать вас или хотя бы написать вам письмо. Мне следовало сделать это давным-давно. Сначала я говорил себе, что вы слишком маленькая и ничего не поймете. Когда вы стали постарше, я убедил себя, что прошло слишком много времени, чтобы ворошить случившееся. Но все это были отговорки. На самом деле я просто был трусом.

В течение многих лет я пытался следить за вашей жизнью, чтобы убедиться, что у вас все в порядке. В прошлом сентябре я увидел в местной газете, что вы выходите замуж за д-ра Гаррета Блэка. Поздравляю! Надеюсь, ваше замужество будет удачным. Мое сердце затрепетало от радости, когда я увидел вас и вашего жениха на фотографии. Улыбка на вашем лице сказала мне, что вы смогли справиться с тяжким грузом, легшим на ваши плечи в тот злополучный вечер. Какой тяжкий груз? Груз вины за аварию, унесшую жизни ваших родных.

Как ни печально, но вы незаслуженно несли этот груз много лет. По высшей справедливости он полагался одному слабовольному трусу. То есть мне.

Надеюсь, вам когда-нибудь повезет, и у вас появится возможность встретиться с моим сыном, Алексом Барнсом. Если вы читаете это письмо, можете не сомневаться, что это он бросил его в почтовый ящик. Алекс – величайшая радость в моей жизни, и, увы, моя вина и стыд неразрывно связаны с ним. Позвольте мне объяснить.

Алекс родился 20 сентября 1989 года, незадолго до полуночи, менее чем за сутки до того, как случилась авария. Мы с моей супругой Катрин с радостным нетерпением ждали, когда он присоединится к нашей семье. Мы с ней были адвокатами и постоянно откладывали рождение ребенка. Мне было почти сорок пять, а супруге моей – сорок три, когда она забеременела. Беременность проходила нормально, и все было хорошо, вплоть до родов. Во время судебного заседания мне сообщили, что у Катрин отошли воды, и я сломя голову помчался в больницу.

Потом все пошло не так, как я ожидал. Еще во время схваток началось сильное кровотечение, но ребенок был еще далеко в родовом канале, так что врачи сосредоточили все внимание на нем. А потом занялись моей Катрин и остановили кровотечение, пульс стал ровным, хоть и очень слабым.

Доктора унесли Алекса и делали какие-то тесты, но я слишком тревожился за Катрин и не придал этому никакого значения, решив, что это у них стандартная процедура. Я сидел возле жены в палате. На лице ее была кислородная маска, но в остальном, казалось, все шло нормально. Я смотрел на нее, держал ее за руку. Так проходил час за часом. Внезапно она с ужасом посмотрела на меня, несколько раз судорожно вздохнула, закрыла глаза и ушла из жизни. Она умерла вот так, внезапно, не попрощавшись со мной, не сказав о своей любви. У нее даже не было возможности подержать на руках нашего сына. Потом мне сказали, что сгусток крови, образовавшийся во время кровотечения, попал в мозг и закупорил жизненно важный сосуд.

На меня навалилось огромное горе. Я был в ступоре, заполнял какие-то там бумаги, а сам пытался осознать факт ее смерти. Лишь в пять или шесть часов вечера я подумал о нашем сыне. Я попросил принести мне его, но доктора отказались, позвали главного педиатра. И он объяснил мне, что у моего ребенка обнаружены какие-то хромосомные ненормальности и что растить его будет трудно.

Услышав слова «синдром Дауна», я впал в панику. Меня уговаривали взять его на руки, подержать, но я отказался. Голова пошла кругом. Как я буду растить его без жены? Как мне своими силами вырастить такого ребенка? От всех этих мыслей мне стало жалко себя. Почему такие беды обрушились на меня? Почему так жестока и несправедлива жизнь? Почему я, потерявший только что любовь всей своей жизни, должен теперь взвалить на себя тяжкий груз – воспитание больного ребенка?

Конечно, мне тут нечем гордиться, но мои сожаления, что в тот момент я позволил себе допустить такие вот мысли, бледнеют по сравнению со жгучим стыдом за то, что я совершил потом.

Я ушел.

Я сказал докторам, что не смогу этого сделать, и просто вышел из больницы в темноту наступившего вечера. Я был бешено зол на все и вся, на врачей, допустивших, что моя жена умерла, на жену, за то, что она умерла, на этот мир за его несправедливость и, как ни печально, на сына за его врожденный дефект. Охваченный злостью, я сел в машину и помчался, сам не зная куда. Мне просто хотелось ехать, ехать быстро и ни о чем не думать, погасить быстрой ездой отчаяние.

Погода в тот вечер была просто жуткая, но это не остановило меня, не придало мне разума. Мне бы сбросить скорость сразу же, когда машину занесло в первый раз, но я этого не сделал. Когда я увидел на своей полосе почтовый фургон, меня разозлило, почему это я должен тащиться за этим коричневым сундуком. Внезапно я разозлился и на фургон, и на его водителя за то, что мне пришлось сбросить скорость. Я не мог обогнать помеху по левой полосе из-за плотного потока машин, и тогда я обогнал его справа и выскочил перед ним на дороге. Мне захотелось показать копуше-водиле, кто теперь хозяин дороги, и я тормознул прямо у него перед носом! Невероятная глупость, я понимаю. Но я был не в себе. Мысль, что может случиться авария, даже и не пришла мне в голову. Меня занесло, и я тормознул сильнее. Испугался, что фургон стукнет меня сзади, посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что водитель вильнул влево. Кто знает, может, и его занесло, как меня, ведь он резко нажал на тормоз, чтобы в меня не врезаться. Во всяком случае, он слишком резко взял влево, объехал меня, но ударил в вашу машину.