Ксения Спынь - Дальний свет

— Вот, — Жанчик плюхнулась на низкий пуфик и горделиво осмотрела владения. — Этой мой склад. Я тащу сюда всё, что мне понравилось.

Китти огляделась по сторонам:

— Зачем тебе здесь всё это?

Предметы стояли в самых странных сочетаниях, и каждый казался нелепым, потерявшим всякий свой смысл. Будто осколки миров, канувших в лету.

— Я люблю вещи, — Жанчик задумчиво наклонила голову, свесившиеся кудри прикрыли одно ухо. — Они долговечнее, чем люди, если с ними хорошо обращаться. Вот, смотри.

Она мгновенно вскочила на ноги и переместилась в другой край комнаты.

— Электрическая печатная машинка. Правда, лапочка? Не прижилась, вышвырнули, как появились компьютеры. Это… — она подняла и покрутила в пальцах латунное кольцо с неброской пятиконечной звёздочкой. — Колечко. Мне большое, не ношу поэтому. Вот ещё, монетка, — она подкинула на ладони ровненький, хотя истёртый пятачок. — Решка с обеих сторон! А это… Мой фаворит на неделе — альбом открыток для Дня весны…

Китти между тем присела около одной вещи, показавшейся ей смутно знакомой.

— А это? — она кивнула на металлическую бляшку с остатками тканной ленты. Жанчик обернулась:

— Значок дежурного по надсмотру, — вновь моментально переместившись в пространстве, она встала рядом. — Нашла где-то на развалинах, сейчас и не помню. Такие носили охранники в «чёрное время».

Китти кивнула с видом сдержанного интереса.

Жанчик уже была у открытого сундука в дальнем углу помещения, и весь её вид говорил, что она ждёт не дождётся, когда Китти подойдёт.

— А это, — заговорила она таинственно и вполголоса, как только Китти приблизилась, — моё главное сокровище.

Из глубин сундука Жанчик извлекала небольшого размера вещь, обёрнутую замшей и толстой марлей, бережно развернула старое чёрно-белое фото. Китти рассмотрела изящную девушку в сценическом костюме, с лентой в чёрных кудрях-пружинках. Одной рукой она цеплялась за мачту с реющим флагом на вершине, второй — будто окидывала пространство для вольного полёта, лицо же лукаво обращалось к зрителю ускользающей улыбкой.

— Это Магда Терновольская, — пояснила Жанчик. — Она здесь совсем молоденькая. Этот спектакль давали в годовщину восстания, поэтому Летенция в тот раз была ещё и революционеркой.

Она быстро приставила фото к своему лицу, повернувшись под тем же углом, что Терновольская:

— Я на неё похожа?

Вообще, если она и была на кого-то похожа — чуть-чуть, совсем чуть-чуть — так это на главсекретаря по связям Миловицкого, расстрелянного после смены правительства. Но этого Китти, конечно, не сказала.

— Есть немного, — соврала она.

— Ну и неправда, — Жанчик отняла фотографию от лица, взглянула на неё ещё раз. — Я даже не брюнетка.

Китти хотела была сказать что-то вроде того, что сходство не в этом и что это совсем не главное, но Жанчик продолжила — с восхищением и тоской одновременно:

— Терновольская была настоящей актрисой. Она играла кого угодно и что угодно и каждый раз как единственный в жизни. Когда за ней пришли, она прикинулась сумасшедшей театральной уборщицей — и её и впрямь не узнали! — Жанчик рассмеялась. — Поэтому они с Удумаевым смогли-таки укатить заграницу.

— Да, — Китти кивнула. — Так рассказывают.

— Знаешь, я тоже хотела быть актрисой, — продолжила Жанчик. — Даже играла одно время в нашем местном театрике. Но… Не сложилось.

Она с улыбкой развела руками и спрятала чёрно-белую Терновольскую обратно, глубоко в сундук.

— И кто же ты теперь? — поинтересовалась Китти. Та с хитрецой в глазах обернулась.

— Сашенька ведь уже сказала. Профессиональная мухлёжница, — она встала и коротко поклонилась, будто отрекомендовавшись. — Мы тут все такие. Неважно, что было раньше, в «ящике» только так. Вот, взгляни.

Она подняла руку с непомерно большими часами, чтоб циферблат был хорошо виден Китти.

— Делаешь так, — Жанчик повернула запястье в одну сторону, слегка тряхнула, отчего минутная стрелка сдвинулась разом на полчаса, — и время назад. Делаешь так, — она повернула в другую, — и время вперёд! Неплохо, да?

— Удобная вещь, — Китти улыбнулась.

Жанчик кивнула:

— Хочешь, подарю.

— Спасибо, но у меня уже есть, — Китти показала свои.

Та рассмеялась:

— Твои скучные. Вот мои — то, что надо, — секунду она всматривалась Китти в глаза, и лицо её переменилось, полыхнуло обидой почти до ненависти. — Брезгуешь, да? Ну и варись в собственном соку!

Она отстранилась рывком и вмиг переместилась на другой край комнаты.

— Жанчик, — спокойно позвала Китти. — Они тебе просто больше идут.

Та обернулась с недоверчивой надеждой:

— Правда?

— Конечно. Если и впрямь хочешь что-то подарить мне, подари лучше эту штуку, — Китти кивнула на значок дежурного.

— Эту? — появившись рядом, Жанчик слегка удивлённо скользнула взглядом по бляшке. — Хорошо.

Она грохнула значок перед Китти об пол, накрыв сверху ладонью, злорадно улыбнулась:

— В обмен на шпильку!

— На какую шпильку? — Китти изобразила искреннее недоумение.

— На ту, что у тебя в кармане.

(Китти быстро проверила: и впрямь ещё в кармане. И когда она успела заметить…)

— Нет, Жанчик, шпильку я тебе не могу отдать.

— Почему? — та пожала плечами. — По-моему, неплохой обмен.

— Она не моя.

— Чья же?

Китти ненадолго задумалась.

— Той, с кем я хотела бы переброситься хоть парой слов. И с кем это… давно невозможно.

Жанчик присела рядом и внимательно, с интересом глядела.

— Кто она была?

— Про неё разное говорили, — Китти помолчала. — Она была человеком. Это самое главное.

— Понимаю, — Жанчик серьёзно кивнула. Тоже помолчав, поглядела вновь на значок дежурного, потом, с внезапной улыбкой — на Китти. — Ладно. Ты мне понравилась, я тебе его просто так отдам.

Она придвинула бляшку по полу.

— Спасибо, — с лёгким удивлением Китти приподняла брови.

— Не за что, — задержавшись ещё на секунду, Жанчик пристально вгляделась в неё в упор. — Есть в тебе что-то такое… Что-то очень подходящее, — она рывком поднялась и оглянулась уже с расстояния, как будто с догадкой. Но та сразу развеялась. — Нет, не знаю, что. И кстати, осторожнее с Яшкой Бобровым. Он стукач!

По той стороне стекали крупные медлительные капли, дома же тонули в тумане и были почти неразличимы. Что-то дождь всерьёз припустил к концу осени, не было и часа за последние несколько недель, чтоб он прервался.

— Знаете, господин Гречаев? Я всё же закончила с историей.

Лаванда же имела вид ещё более сияющий, чем раньше — будто какое-то маленькое солнце освещало её лично.

— Там всё так просто на самом деле. Большинство из этого просто ненужная шелуха. Кое-что я оставила бы как красивые легенды и сказки, но не более… Понимаете? Мы на самом деле только и делаем, что ходим по кругу. Если они так и станут оглядываться на прошлое, если оно будет висеть над ними… ничего путного из этого не получится. Когда смотришь на что-то неправильное, начинаешь повторять те же ошибки. Поэтому это так пагубно, — она отодвинула от себя ближайшую книгу («Кинжал и веер», разглядел Гречаев). — Я сделаю исправленную версию через несколько дней. Мне бы очень хотелось, чтоб вы тоже посмотрели.