Ксения Спынь - Дальний свет

В Черноводи, конечно, тоже не было никого. Но здесь стояли дома — низкие и длинные, с мрачным обилием вытянутых комнат. В одной из них и положили Китти.

— У вас есть с собой какие-нибудь лекарства? — спросил Пурпоров, когда они отошли за дверь. Феликс подумал.

— Только аспирин.

— Сколько?

— Одна пачка.

— И у нас две. Ей сейчас, конечно, надо бы что-то более серьёзное, — он кинул взгляд за дверь на койку, где Китти, похоже, уже заснула.

— Так если б я знал! Наверняка, в Шаторском была аптека. Но она же молчала.

— Вот что, давай так, — Пурпоров отвёл его от двери и заговорил полушёпотом. — Мы с Витиком, попробуем добраться до ближайшего города и достать, что получится. А ты пока скармливай ей аспирин. Это, конечно, не сильно поможет, но хотя бы температуру сбивать будет. Если только резко не подскочит.

— А если подскочит?

— Будем считать, что не подскочит, — упрямо и спокойно повторил Пурпоров. Взгляд его при этом говорил: «Ну, ты же и сам прекрасно понимаешь». — Выйдет, может, несколько дней, но мы постараемся побыстрее.

— Так, вот и отлично, — он вернулся в комнату, с удовлетворением пряча телефон. — Поговорили: он не настолько утратил контакт с реальностью, как можно было подумать. Хотя, когда Вислячик его терял… Даже согласился спокойно всё обсудить — скоро будет здесь.

— Уже не будет, — Мамлев развернул и пододвинул к нему планшет.

Он нагнулся, чтоб вглядеться. Не поверил, перечитал ещё раз.

— И вот зачем так… — обронилось невольно.

Мамлев удивлённо поднял голову:

— Ну а кто ему виноват — по незакреплённым настилам гонять?

— Да, с такой водой осторожнее надо, — подал голос Дукатов. — Я вот на своей машине вообще больше не езжу. И родичам не позволяю. Мало ли.

Он старательно улыбнулся по-мягкому:

— Ну, тоже понимаешь, вертолётов на всех не хватит…

Ещё раз проглядев новость, сморщился и недовольно покачал головой.

— Но как это всё не вовремя и как… мелко… Абсолютно дурацкий финал. А этот мальчик — Трешкин? — он вопросительно посмотрел на Мамлева. — Он, случайно… не там же?

— Да, пишут, тоже извлекли, — тот небрежно несколько раз проскользил пальцем по экрану. — Я думаю, Вислячик вёз его в какое-нибудь своё место, чтоб поговорить без лишних ушей.

— Верно, похоже на то… — он отбарабанил дробь по столу, задумчиво улыбнулся своему. — И все концы по умолчанию в воду. Безобразие, как удобно.

— Пей.

Феликс вручил ей стакан и таблетку и отошёл на полкомнаты, к окну.

Китти посмотрела на то и другое, явно не собираясь употреблять. Вместо этого глухо спросила:

— Зачем ты?

— Что зачем?

— Зачем возишься со мной? Внедорожник вполне увезёт четверых.

— Пей, — процедил Феликс, удерживаясь, чтоб не добавить чего-нибудь.

Китти какое-то время глядела на него исподлобья, затем всё же молча выпила аспирин. Феликс подошёл забрать у неё стакан.

— Ты додумываешь, чего не было, — он вновь отошёл к окну. — Да, я считаю, ты вполне могла рассказать мне раньше, раз уж мы друг другу доверяем. И да, меня это задело. Ничего больше.

— Неужели, — интонаций не прозвучало в её голосе, она только смотрела пристально и неотрывно. — То есть, если бы…

— Разумеется, что за вопросы!

Китти не обратила внимания.

— Если бы это было так… допустим, курсе на третьем, мы тогда уже встречались обильно. И вот в одну из встреч я и говорю: знаешь, я как-то забыла, а тут пришлось к слову — я ведь не Башева от рождения, правда, забавно? Как — продолжили бы дальше?

— Почему нет, — пробурчал Феликс, пожав плечами.

Китти покачала головой:

— Что-то мне подсказывает, ты бы и тогда нашёл себе подходящую причину, чтобы благородно возмутиться и чтобы я оставалась виноватой и в таком случае, — она перехватила его взгляд. — Нет? Только честно, Феликс. Совсем честно.

Он подумал было, но нет, совсем честно не получалось сейчас даже для себя.

— Давай потом об этом, когда выздоровеешь.

Китти торжествующе и мрачно улыбнулась, будто и так увидела его мысли.

— Ты же всегда меня ненавидел, — она смотрела в дальний угол. — Потому что, наверно, уже тогда чувствовал во мне что-то такое.

— Ты же знаешь, что это не так, — прервал Феликс.

— Ты знаешь, что так. Вспомни… Вспомни, как всё это было — все наши ссоры и размолвки. Ты всегда знал, кто я на самом деле, и ненавидел меня — как что-то совершенно отличное, неправильное, рушащее всё твоё красивое мировоззрение… Ты потому только и крутился рядом, что твой разум не мог смириться с этим неправильным… не мог понять, как вообще оно существует в мире.

— Хватит нести этот бред! — он неожиданно для себя ударил по подоконнику.

— Угу. Можешь ещё пощёчину влепить. Проходили уже.

Феликс замолчал.

— Китти, единственный раз, — он быстро подошёл, присел к ней на койку. — Нам было по девятнадцать лет.

— Да-да, и я действительно сказала гадость. Могу повторить.

— Ты же сказала, что извинила меня, — он осторожно взял руку Китти. — Я же просил прощения. Я же спросил, чего ты хочешь, если дать мне в морду в ответ тебя не устраивает. Ты ответила, что ничего… Ты знаешь, что я всё готов был сделать — всё что бы ты ни сказала?

Китти молчала и смотрела куда-то в неопределённом направлении.

Феликс подвинулся ближе:

— Хорошо, давай сейчас сделаю, если ты меня не простила. Чего ты хочешь?

Китти молчала.

— Чего ты от меня хочешь!? — сорвался он.

— Ничего. Я ничего не хочу, Феликс. Я вообще ничего не хочу, — она прикрыла глаза. — Дай мне лечь.

Он спешно встал, освобождая ей место, с тревогой проследил, как она устроилась на подушке.

— Ты в порядке?

— Да, просто прилягу. Устала.

Чутко прошелестели листья вишни. Сюда приближались.

Под прикрытием коры и ветвей легко было высматривать, кто пожаловал в сердце леса. На поляну вышла человечица — тонкорукая, не особо высокая, в красном маковом платье. Птицы при её появлении в тревоге сорвались с веток и умчались в чащу. Но она не заметила и, окинув взглядом поляну, уверенно направилась к вишнёвому дереву. Глупая — будто считала, что может что-то изменить в густо-вязком беге его потоков. Она, конечно, не видела, как сходятся за её спиной вековые вязы и как, едва вздымая почву, сползаются к поляне их толстые корни.

Пусть стражи безмолвны и стары — для врагов их злоба по-прежнему смертоносна. Они изничтожат любого, кто покусится на покой этого места.

Человечица остановилась и, будто услышав что-то, оглядела землю у себя под ногами. Правильно… только несколько поздно.

Что ж, она виновата сама.

Мы шли к морю втроём: Тесска, старик и я. Солнце ещё сияло жарко, но под пальмами уже были холодные тени. Дрожь пробирала, когда мы заходили в них.