Ксения Спынь - Дальний свет

Хорошо бы понять для начала, где это вообще. Китти немного прошла наугад сквозь сугробы, тут сложно было что-то разглядеть. Неожиданно большой жёлтый глаз прорвался сквозь темноту и снежное марево, стук усилился, взвизгнул, и поодаль протянулся поезд во всей своей красе, огромный статный товарняк.

Теперь, когда Китти знала, где искать, ей разгляделось узкое маленькое здание станции. Поезд стоял за ней темнеющим массивом, в промежутке же разгуливали блёклые фонари в чьих-то руках.

Что это? Разве ездят сейчас по стране поезда?

Китти аккуратно приблизилась, остановилась за углом постройки, у самой стены.

Люди ходили и глухо переговаривались между собой. Мутно-жёлтые пятна фонарей бегали по вагонам.

От головы состава подошла другая фигура, бесфонарная.

— Совесть поимейте, нам ещё перед Ринордийском сутки стоять, пока воду на путях разгонят!

— Ничо, — со смешком отозвался кто-то из ходивших. — Все ждут, и ты подождёшь.

— Перед Ринордийском, — тихо повторила Китти. Казалось, её должны были услышать, но нет.

Они заглядывали, иногда забирались в вагоны и спрыгивали обратно. Забавно было думать, что она стоит всего-то в нескольких метрах от них, даже особо не прячась, а они её всё равно не видят. А вообще говоря, чего она стоит — у неё же есть пистолет. Сколько их здесь — человек пять, семь? Патронов в магазине в любом случае больше, хватит с лихвой. Она мысленно усмехнулась от осознания, что так можно сделать, что это как будто легко и просто, и ничто не мешает.

Это чувство всемогущества было опасно и обманчиво. Китти понимала, оно не имеет никакого отношения к реальности. (А вот потому что не надо хлестать всякую дрянь из горла). Осторожно, стараясь не поддаваться ему, Китти легко проскользила за станцией, к другому её краю. Отсюда лучше было видно, как работают люди с фонарями. Они заскакивали не в каждый вагон, а только в те, что им нравились или казались чем-то подозрительными. Некоторые вагоны стояли открытыми, с раздвинутыми дверями, но и туда почти не заглядывали, если те выглядели пустыми.

Похоже на шанс, подумала она. Но нет, залезть сейчас и поехать самой, конечно, не вариант. Кроме того, что нечестно и просто неприлично — пока есть те, кому это гораздо нужней — она понятия не имела, что будет делать, если в одиночку всё же доедет до столицы. Да и брошенная машина быстро привлечёт внимание и наведёт на подозрение. Нет, тут должны действовать минимум двое: один — чтоб поехать, другой — отвести машину или отвлекать, если всё же заметят.

Абсолютно понятно так же, что вторым может быть только она: ни с кем другим Китти бы этого просто не допустила. С первым, впрочем, тоже совсем не гладко: кто согласится сутки ехать зимой в товарняке только ради призрачного шанса увидеть столицу и, если повезёт, с ещё более призрачными перспективами на будущее…

Состав зашипел, грохнул и медленно сдвинулся с места. Стоило передним вагонам чуть отъехать от станции, как вся громада набрала скорость и с гулом скрылась в ночи.

Хотя бы узнать всё-таки, где это, что за место. Пока не полностью стих грохот, Китти проскользнула обратно за здание станции. Она искала табличку или надпись, что угодно с названием пункта.

Что-то нашлась сбоку от закрытой двери, под толстым стеклом. Китти протянула руку и протёрла от снега рукавом, затем достала мобильник, чтоб подсветить буквы. Со стороны железной дороги сейчас не должны были заметить. «Станция «Горенки», 102 км», — сообщала надпись.

Китти широко распахнула глаза.

Горенки. Февраль.

«Как я сразу не поняла всей этой мути с картами!»

Ей вдруг стало ясно, кто согласится ехать, чего бы оно ни стоило.

— Последний, что ли? — громко донеслось от железной дороги.

— Ещё один на столицу.

— Конец смены же!

— Кончай зудеть, через час будет здесь. Потом шабаш, и следующий через неделю.

Через час. Китти быстро взглянула на наручные часы. Если не сложится теперь, дальше просто не имеет смысла: за неделю здесь обнаружат в любом случае.

Перебежками — надеясь, что её невидимость по-прежнему в силе — она двинулась обратно к авто. Машина смирно ждала на том же месте, и Китти, проскользнув за руль, повернула ключ.

Мотор не завёлся.

Она попробовала ещё раз, аккуратно выжав педаль — иногда так бывало.

Опять ничего.

— Нет, детка, не сейчас, — пробормотала Китти. — Ещё кружок.

— Что, всё-таки сдохла? — поинтересовался призрак (он как-то слишком уж нагло перебрался на переднее сидение).

— Отвали, — бросила она.

Конечно, если это должно было случиться, то именно теперь. Неудивительно и даже логично.

Китти вскинула взгляд на зеркало. Позади машины не было заметно никакого движения, но она бы не поручилась, что там не приближались. В темноте очень плохо видно.

«Вот паники сейчас абсолютно не надо».

Китти глубоко вдохнула. Ещё раз плавно повернула ключ, выжав педаль.

На этот раз механизм отозвался тихим тарахтением и знакомой, родственной почти вибрацией в руках. Кто бы мог подумать, что так приятно будет ощутить её вновь — Китти даже ничего не сделала сразу и просто сидела несколько секунд с глупой улыбкой.

Следом же нажала на газ и помчала обратно, к депо.

Похоже, это всё-таки сумасшествие.

Феликс в очередной раз попытался взять себя в руки и обмыслить, что вот сейчас было. И почему он целился в неё — когда только пару недель назад выцарапывал с того света? Неужто уже забыл, что это такое?

Ладно, он бы всё равно не выстрелил. Он бы не выстрелил, даже если бы она собиралась, за это Феликс ещё мог отвечать.

Ну а остальные, которые всего-то хотят жить дальше, сколько-нибудь, как-нибудь — то есть, того же, чего хотят все нормальные люди? Он вспомнил, как Рамишев и Пурпоров ездили за лекарствами, как Сибилла на вершине горы сказала, что верит, что он чувствует город… Точно ли они заслужили такое безапелляционное обвинение?

Надо бы, наверно, извиниться… Феликс прошёл немного в их сторону: они переговаривались и болтали под навесами, чему-то даже смеялись потихоньку.

Нет, — он отпрянул и помотал головой. Не в данный момент, когда всё ещё жгло от обиды и досады, и в ушах стучало «мы уже прорывались по твоей инициативе, больше не хочется» и «ты в меньшинстве» — ещё подходить, унижаться, говорить «извини»… Это было выше его сил.

Как-нибудь потом. Если доведётся.

Феликс вернулся в депо, взглянул на бумаги с распечатками, оставленные на тумбе. Вчера это ещё было ужасным компроматом, теперь же… да какая теперь разница, по большей части.

Всё равно. Он подобрал бумаги, тщательно сложил и спрятал у себя. Это уже дело принципа, даже не какого-то «изменит — не изменит».

Он пересёк депо насквозь, снова вышел, через противоположную дверь. Отсюда видны были поля и небо над ними, всё вдали уже начинало сливаться в снежной мгле. Где-то там, за горизонтом, сверкала огнями столица.