Ксения Спынь - Чернее, чем тени

Софи оторвала взгляд от крыс и осмотрелась по сторонам, медленно поворачивая голову. И точно — в глубине виднелась ещё одна дверь, закрытая шиферной перегородкой.

Насколько возможно точно, Софи восстановила в голове план резиденции. Похоже было, да и по логике вещей выходило правдоподобно, что наклонным ходом подвал соединялся с тем самым продуктовым складом, где сейчас должен был происходить главный бой. Отлично.

Софи тяжело поднялась, пошатнулась, оперлась о стенку.

— Меня одну жрать невыгодно, — пробормотала она. — Сейчас… Сейчас я вас накормлю.

Она уняла дурноту и нетвёрдыми движениями переместилась вглубь подвала, к двери. Несколько шагов — и можно было прислониться к прохладным рёбрам шифера и даже закрыть глаза на несколько секунд.

Секунд, а не минут. Крысиный писк за спиной усилился, он становился требовательным и ожесточённым.

Софи открыла глаза и с недоумением осмотрела дверь.

— А открыть-то её как?

Обычно, — вспомнила она, — для этого нужно дёрнуть за специальный шнурок или нажать специальную кнопку. Что-то из них должно быть поблизости. Да, вот и шнурок, наверху. Значит, дверь старой конструкции и открывается механически.

«Только он, похоже, слишком высоко».

Софи задрала голову: шнурок висел почти под потолком. Если встать на цыпочки и тянуться изо всех сил, возможно, получится достать, и то не факт.

«Но даже если я дотянусь до шнурка, то только до кончика. Как следует ухватиться и рвануть вниз не получится».

Разве что… Если подпрыгнуть, схватить обеими руками и повиснуть на нём — тогда может быть.

Софи с сомнением покосилась на левую руку: явно в не самом рабочем состоянии, рукав выше локтя уже весь залит кровью. Неудивительно, что так оживились крысы: чувствуют, что добыча ранена и на грани отключки, что скоро не сможет им мешать.

«А собственно, что я сейчас теряю?»

Решившись, Софи вскарабкалась по сваленным у стены мешкам: оттуда ближе было бы прыгать. Несколько раз она теряла равновесие, но всё же забралась наверх и смогла опереться на ровную поверхность стены.

— Сейчас, подождите… Ещё чуть-чуть.

Она развернулась и выпрямилась. Теперь шнурок висел почти перед глазами. Оставалось последнее…

Пытаясь ни о чём не думать, Софи прыгнула и крепко вцепилась в верёвку. Сейчас надо было только продержаться на ней, продержаться, пока дверь не откроется, и ни в коем случае не отпускать.

Сначала ничего не произошло, но затем под тяжестью Софи дверь всё-таки поддалась и медленно уехала наверх. Саму же Софи плавно опустило обратно на мешки, а шнурок выскользнул у неё из рук.

Сквозь сгущающуюся черноту она ещё успела заметить, как открылся коридор за дверью и как крысы серым потоком устремились туда.

«Вот теперь всё, как надо… Я сделала всё, как надо».

Она скатилась с мешков на пол и отключилась.

Усилиями соратников Нонине и — в какой-то мере — их сторонников, что пришли к дверям резиденции, охрана Чексина была нейтрализована, а сам Чексин — взят в плен. Сыграли свою роль и крысы, высыпавшие в самый разгар боя как из-под земли. Наверно, они были привлечены запахом съестного, доносящимся со склада, но первые непроизвольные выстрелы по стае разъярили их, и крысы атаковали, внеся смятение. Этим и воспользовались повстанцы.

Софи чуть позже обнаружили на полу подвала её друзья. Они привели её в чувство и готовы были на руках нести туда, где ей смогут оказать помощь. Софи однако чувствовала себя не так плохо и никуда особо не торопилась. Сначала она изъявила желание осмотреть поле боя. На складе, взглянув мельком на оставшихся здесь подстреленных крыс, она сказала, что ей непременно нужна мантия из их шкурок. Андрей Кедров заверил, что проследит за этим. (Он, правда, посчитал тогда, что у Волчонка просто горячка, но за выполнением поручения действительно проследил).

Затем Софи сказала, что хочет видеть Чексина.

Эдуард Чексин вместе с теми из телохранителей, что были взяты живыми, сидел, связанный и приваленный к стене, в одной из комнат. Длинный, нескладный, в потрёпанном костюме, он угрюмо молчал и не смотрел на проходивших мимо. Он вскинул взгляд только, когда в дверях комнаты появилась Нонине.

Они молча посмотрели один на другого.

Софи жестом остановила поддерживавших её Кедрова и Аметистова: сама она ещё нетвёрдо держалась на ногах и была заметно бледнее, чем это положено в норме. Левая рука была наскоро перевязана какой-то тряпкой.

В тишине Софи приблизилась к Чексину и, присев перед ним на корточки, холодно произнесла:

— Револьвер, гражданин.

Они возвращались домой уже за полночь. Лаванда предложила было сесть на попутный трамвай, раз уж они засиделись, но Феликс категорично и даже как-то яростно отказался, заявив, что она может ехать одна, если хочет. Видимо, это действительно было делом принципа.

Но, похоже, не только. Лаванда чувствовала, что какая-то недоговорённость повисла между ними. Феликс всю дорогу угрюмо молчал, это было непривычно и тревожило.

Пальцы нащупали кусочек мела в кармане куртки — плоский ровный кругляш. Гречаев всё же уговорил её взять мел себе, хоть она и дала понять, что не напишет ничьё имя. Но он был так обходителен и так, казалось, во всём согласен с Лавандой, что ей было уже как-то неудобно отказать. («Мало ли, какой-нибудь форс-мажор, и вдруг вы… Ну, если даже и нет, никому из нас он всё равно не дастся, в любом случае»).

— Ты злишься, что я сказала, что не буду ничего им писать? — решилась она прервать молчание.

— Нет.

Они прошли ещё немного.

— Тогда что?

— Ничего.

Это «ничего» звучало совсем фальшиво. Феликс мог упорно чего-то не говорить, но лгал он куда хуже.

Не зная, откуда подступиться, Лаванда вспомнила один вопрос, который уже возникал у неё, но остался только в мыслях.

— А откуда вы знаете, что только я смогу его использовать? Вы пробовали?

— Пробовали. Он не даётся в руки.

— В каком смысле?

— В буквальном, — пробурчал Феликс. — Нагревается так, что невозможно держать, бьёт током, или просто от него сводит пальцы.

— И… преодолеть это никак нельзя, да?

— Один из нас пробовал, — Феликс помрачнел ещё больше. — Когда Нонине сменила титул. Он сказал, что ему плевать на себя и что её имя он запишет, как бы там ни было. И когда он начал, этот чёртов камень сдетонировал.

— Что сделал? — не поняла Лаванда.

— Устроил взрыв. Сам мел, впрочем, остался как был, — Феликс нервно рассмеялся. — Ему это ничуть не повредило.

— А тот… — догадалась Лаванда.

— Он погиб. Его звали Петер Роткрафтов. Это был очень смелый человек.

Феликс замолчал снова. По его лицу было заметно, что помнит он куда больше, чем сейчас сказал, и воспоминания эти ему не нравятся.