Вирджиния Эндрюс - Руби

– Ты о чем? – не понял Бо.

Мне пришлось рассказать, какие последствия имела наша встреча с Энни Грей.

– Значит, наябедничала! – возмутился Бо. – Хороша у тебя сестрица! Я думаю, она просто ревнует. И у нее есть на это причины. – Взгляд его потеплел. – Я от тебя без ума, а на нее и смотреть не хочу. И ей придется смириться с этим.

Несколько долгих минут мы молча смотрели друг на друга. На улице тем временем собрались тучи, начался дождь, вскоре ставший проливным. Дождевые струи били в окна, текли по стеклам, как слезы.

Бо придвинулся ближе. Я не уклонилась. Он поцеловал меня в губы, и я ощутила, что оборонительная стена, которую я возводила с таким усердием, пошатнулась. Ответив на поцелуй, я сама была удивлена не меньше, чем Бо. Мы оба поняли, что репетиция не состоится. Пьеса интересовала нас куда меньше, чем реальная жизнь. Я оторвала взгляд от тетрадки с ролью. Глаза мои утонули в его голубых глазах, голова пошла кругом.

Бо взял тетрадку из моих рук и отложил в сторону. Рука его коснулась моей щеки.

– Нарисуй меня, Руби, прошу тебя, – прошептал он.

Голос его был полон соблазна, – наверное, именно таким голосом змей искушал Еву в раю.

– Хочешь, рисуй карандашом, хочешь, красками. Давай запрем дверь и спокойно займемся этим.

– Бо, я не могу.

– Но почему? Ты же рисуешь животных без всякой одежды. К тому же это будет нашей тайной. Сейчас самый подходящий момент. Никто не помешает.

Он начал расстегивать рубашку.

– Бо…

Не сводя с меня глаз, он сбросил рубашку и принялся расстегивать брюки.

– Запри дверь! – шепотом приказал он.

– Бо, прошу тебя, не надо…

– Если не запрешь дверь, кто-нибудь может войти. Зачем нам это?

Бо выскользнул из брюк и аккуратно повесил их на спинку стула. Теперь он стоял передо мной в одних трусах, уперев руки в бедра.

– Какую позу мне принять? Сесть? Лечь? Поднять колени?

– Бо, говорю же, я не могу…

– Запри дверь! – нетерпеливо повторил он, оттянул большим пальцем резинку трусов и принялся медленно снимать их.

Мне ничего не оставалось, кроме как метнуться к дверям и запереть их. Когда замок щелкнул, я осознала, как далеко мы зашли. Хочу ли я того, что неминуемо произойдет, или же просто не в силах противиться его натиску? Ответить на этот вопрос я не могла. Оглянувшись, я увидела совершенно голого Бо, который держал перед собой трусы.

– Так какую позу мне принять?

– Бо Эндрюс, немедленно оденься! – Я попыталась придать своему голосу железные нотки.

– Зачем идти на попятный? Мы оба готовы, пора начинать!

Он уселся на стул, по-прежнему прикрывая снятыми трусами интимные места. Я словно завороженная наблюдала, как он раздвинул ноги, быстрым жестом отдернул трусы и отбросил их прочь. У меня перехватило дух.

– Руки мне куда положить? Слегка прикрыться или не надо?

Я помотала головой и опустилась на ближайший стул. Поджилки у меня дрожали, ноги подкашивались, и я боялась потерять сознание.

– Давай же, Руби! Рисуй меня, – приказал он. – Тебе выпал прекрасный случай доказать, что ты настоящая художница и видишь в мужском теле только объект изображения. Художник должен относиться к моделям как доктор к пациентам – спокойно и отстраненно.

– Я не доктор, Бо, и ты не мой пациент. Прошу тебя, прекрати и оденься, – взмолилась я, по-прежнему не глядя на него.

– Это останется между нами, Руби, – прошептал он. – Будет нашей тайной. Общей тайной. Давай! Повернись! Смотри на меня!

Словно загипнотизированная я послушно повернула голову и уставилась на его стройный мускулистый торс. А если последовать совету Бо? Попробовать увидеть в его теле лишь модель для изображения? Если я действительно художница, то сумею это сделать. Я встала, подошла к этюднику и закрепила на нем чистый лист. Взяла в руки карандаш, устремила на Бо изучающий взгляд и начала рисовать. Поначалу мои пальцы дрожали, но постепенно движения мои стали спокойными, линии, которые я выводила, – сильными и уверенными. Глядя на лицо Бо, я пыталась понять, каким вижу его не только я, но и другие, и передать это на бумаге. Мне хотелось, чтобы взгляд его лучился молодостью и энергией, и это у меня получилось. Довольная результатом, я перешла к телу, и вскоре на бумаге появились контуры плеч, торса, ног. Я приложила немало усилий, пытаясь передать очертания мускулов, проступающих под кожей.

Пока я рисовала, Бо, неподвижный, как манекен, не сводил с меня глаз. Несомненно, этот сеанс был испытанием для нас обоих.

– Работенка оказалась нелегкой, – произнес он наконец.

– Прекратить?

– Нет, рисуй. Я потерплю.

Когда дело дошло до нижней части живота, пальцы мои задрожали вновь, а карандаш потерял уверенность. Приступая к самой трудной части задачи, я невольно перевела дух. Бо догадался, что сейчас я примусь изображать его мужское достоинство, и расплылся в игривой улыбке.

– Подойди поближе, не бойся! – посоветовал он.

Я опустила глаза на бумагу и принялась рисовать быстро, как сумасшедшая. Смотреть на Бо больше не было ни малейшей необходимости. Я все прекрасно запомнила. Щеки пылали, сердце колотилось так громко, что стук его, наверное, был слышен Бо. Тем не менее мне удалось закончить рисунок, не упустив ни одной особенности модели.

– Хорошо получилось? – спросил он.

– По-моему, да.

Я не кривила душой. Рисунок оказался на удивление удачным. Мне даже не верилось, что это нарисовала я. То был подлинный приступ вдохновения.

Бо подошел ко мне, чтобы взглянуть на рисунок.

– Здорово! – выдохнул он.

– Можешь одеваться, – произнесла я, глядя в сторону. – Сеанс окончен.

– Не надо нервничать. – Он погладил меня по плечу.

– Бо…

– Теперь, когда ты как следует меня разглядела, робеть и стесняться ни к чему, – пробормотал он, привлекая меня к себе.

Я пыталась вырваться, но тело мое отказывалось выполнять приказы разума. Послушная и безвольная, как кукла, я осталась в его руках, позволив ему покрывать мое лицо поцелуями. Обнаженный его член касался моего живота, и я чувствовала, как он становится твердым.

– Бо, умоляю, не надо…

– Тише!

Пальцы его гладили мои щеки, губы нежно касались моих губ. Внезапно он поднял меня на руки и понес на кушетку. Опустив меня на кушетку, он встал на колени рядом и вновь принялся целовать меня. Пальцы его ловко расстегивали пуговицы на блузке, молнию на юбке. Сняв с меня лифчик, он отбросил его прочь и припал губами к обнаженной груди. Я оставила все попытки сопротивления и лишь тихонько постанывала, когда он принялся нежно покусывать мои соски. Он стащил с меня юбку и стал целовать мое тело, опускаясь все ниже. Теперь его поцелуи жгли как огонь. Они распаляли меня все сильнее, и я чувствовала, что внутри бушует пламя.