Алексей Колышевский - Афера. Роман о мобильных махинациях

– Не надо. – Губы ее сделались узкими, глаза злыми. Никогда прежде Виктор не видел у нее таких глаз, даже подумать не мог, что они могут быть у нее такими. Картье словно парализовало. Он оперся рукой о стену, стало немного легче, а так бы точно упал.

– Ты… Ты… – Он пытался что-то сказать, но она была неумолима.

– Витя, не надо тут ломать комедию. Тебе надо было в театральное училище идти. Ты имел бы успех на сцене. А так ты весь свой талант обратил в мерзость. Ты мерзавец.

– Но почему?! – Картье, казалось, был окончательно сбит с толку. Все вдруг пошло не так, как он задумал, словно в точнейший механизм попала песчинка и все поломалось и понеслись кувырком, врассыпную, брызнули в стороны шестеренки, валики и прочие блестящие штучки, составлявшие недавно одно целое. И вот уже не собрать его заново: многое потерялось, а из того, что на виду, ничего путного не сделаешь.

– Почему? А ты не догадываешься, почему ты не только мерзавец, но еще и лжец, подлец и негодяй?!

– Лена, да что с тобой, наконец, происходит?!

– Происходит, представь себе. Слава богу, что наконец-то происходит. Жаль, что этого не случилось раньше, что я не увидела, какой же ты на самом деле. Мне известно, за что посадили Костю! Как же ты мог?! Ведь это самое настоящее лжесвидетельство, ведь это ужасно, за такое проклинают! Костя ни в чем не виноват, а ты его у-ни-что-жил!

На лбу ее появилась поперечная голубая жилка, и он совсем некстати подумал, что раньше она появлялась только в их любовных играх, когда пик ее наслаждения был совсем рядом. «Вот как оказывается», – вертелось одно и то же в его бурлящей голове.

– Что за бред? Откуда ты… Да с чего ты взяла?! – наконец собрался Картье. – Какое еще лжесвидетельство? Кто тебе наплел?!

– Это ты плетешь свои сети. Ты паук, Витя. Каракурт. Как же я раньше этого не поняла, какая же я дура! Ведь ты чудовище и меня сделал своей пособницей! Как ты мог засадить за решетку невинного человека?!

– Да кто тебе все рассказал-то?! – невольно выдал себя Картье.

– Мне Костя позвонил из тюрьмы. Сам. Полчаса тому назад. Его завтра отпустят на свободу. Все следствие по делу развалилось из-за отсутствия доказательств, а их и быть не может, потому что их попросту нет! Нет, понимаешь?!

У Картье перед глазами пошли синие и фиолетовые круги, он сел прямо на пол, вытянул ноги, свесил голову. Значит, вот так, просто «позвонил из тюрьмы». Но ведь обещал же ему прокурор, что «будет ваш Штукин сидеть долго, не переживайте». Откуда Картье было знать, что нашлись у Кости неожиданные доброжелатели из числа бывших конкурентов «Smart-soft», возмущенных наглой активностью его преемника и в складчину добившихся пересмотра дела?

– Я тут ни при чем, – сделал последнюю попытку Картье и услышал, как она возмущенно фыркнула.

– Лена, но какое теперь все это имеет значение? Через месяц наша свадьба, венчание, триста человек гостей! Боже мой! – застонал Картье, обхватив голову и сделавшись похожим на профессиональную плакальшицу. – Значит, ты все еще его любишь! Какая же ты дура, что поверила этому штукарю! Он по собственной глупости потерял тебя, потерял бизнес!

– Нет, – твердо сказала Лена, – меня он не потерял. Лучше с ним, чем с таким мерзавцем, как ты, Витечка. Ты через любого перешагнешь, когда тебе понадобится. Ты и меня продашь, как только тебе это покажется выгодным.

– Бред, бред, – бормотал Картье. – Не может быть. Не может! Ты не можешь уйти, я так люблю тебя!

– Это твои проблемы, – жестоко ударила Лена. – Ты мне не нужен. Какое счастье, что я от тебя не забеременела. Носить под сердцем ребенка подлеца сомнительное счастье.

Этим она сразила его наповал. Картье… зарыдал. Он ползал за ней на коленях, пытался обнять, но хватал руками воздух, он причитал, как баба, он блеял, как баран, он скулил, как шакал, – все тщетно.

– Неужели ты уходишь к нему?!

– Да.

– Но ведь ты его не любишь!

– Тебя это не касается.

– Но вам даже жить негде!

– Мы поживем пока у его родителей.

– Но ведь у нас с тобой общий бизнес!

– Мы разберемся с этим, Витечка.

– Ничего не отдам! Ни-че-го! – даже не заорал, завизжал Картье. – Если бы не я, все бы давно рухнуло! Вы вдвоем не способны, ты и твой муженек! Вы ни на что не годные людишки, в вас нет ни грамма креатива, вы просто тупые купчики, которые не видят дальше своего носа! У тебя только тридцать процентов акций, все остальное мое, у вас ничего не получится! Господи! – опомнился он, заметив, с каким непередаваемым выражением она на него смотрит. – Что я такое несу! Леночка! Прости меня, я помешался, я так сойду с ума, я не могу без тебя жить! Не уходи от меня, не бросай меня, ради бога, пожалуйста! Я без тебя пропаду! Мне ничего без тебя не нужно! Ты мой смысл, я люблю тебя больше жизни своей! Нельзя расставаться с любимыми, Лена. Милая моя, светлая, останься, прошу тебя!

– Знаешь, ты не паук. Ты червяк. – Лена быстро распахнула входную дверь, вытащила свой чемодан и, застыв на мгновение в дверном проеме, порывшись в сумочке, достала ключи от квартиры и бросила связку ему под ноги. «Прощай», – услышал Картье, а затем дверь хлопнула, послышалось лязганье лифта, и там, на улице, он не услышал, но знал, что это было – шум отъезжающего такси. Вечер закончился оплеухой судьбы, и Картье, пошатываясь, едва нашел в себе силы доковылять до кровати и, как был в одежде, пал ничком на кремовую простынь, на которой еще так недавно им с Леной было так хорошо.

Время лечит? Смотря что. Время ненадежный доктор, который порой ошибается и вместо сыворотки забвения вводит экстракт тоски. Тогда результат всегда один в трех ипостасях: черная меланхолия, неизбывная грусть, хроническая печаль. Невеселый диагноз, что и говорить. Картье не повезло с доктором. Доктор ошибся.

Внешне, для окружающих, он совсем не изменился. Разве стал чуть менее разговорчив и чаще уединялся в рабочем кабинете. Кстати, кабинет он оставил за собой свой прежний, а бывший Штукина отдал на растерзание новому составу программистов, нанятому по причине резкого расширения бизнеса.

Ни от Лены, ни от Штукина вот уже полтора месяца не было никаких вестей. Картье вначале крепился, ожидал всякую секунду ее звонка, да так и не дождался и стал искать с ней встречи. Однажды ему удалось увидеть ее, издалека, метров со ста: она садилась в автомобиль. Он закричал, замахал руками, побежал, но перед ним лишь мелькнули красным фары. Через день или два он совершенно отчаялся и, решив, что уже все равно, лишь бы увидеть ее, позвонил в квартиру родителей Кости. Ему долгое время не открывали, за дверью слышлась возня, наконец, смутно знакомый голос прокаркал: «Уходи. Я не желаю тебя видеть. Я болен». – И Картье, к своему ужасу, понял, что этот страшный голос принадлежит, несомненно, Штукину, у которого после заключения основательно пошатнулось здоровье и приключился чуть ли не туберкулез.