Стоян Даскалов - Огненные зори

Так закончилась эта встреча. Отец и дочь, покидая кабинет коменданта, горячо благодарили его.

— Спасибо вам, спасибо!

Все шло хорошо. Но к городу подошли правительственные войска. У станции завязался ожесточенный бой. Все повстанческие отряды отчаянно бились с врагом. Воздух сотрясали разрывы снарядов, кругом свистели пули.

Киту охватила тревога. Она каждый день ходила в участок. По приказанию коменданта ее пускали на свидание с отцом и позволяли передавать ему узелок с едой и бельем. Арестованные знали, когда она появлялась. Через решетку они видели ее ноги, слышали стук ее каблучков и сразу же говорили отцу: «Вставай!» Все было, как и прежде, когда Кита приходила к Владо в этот же самый подвал. Отец выходил и с тревогой спрашивал:

— Что происходит? Что за выстрелы?

И в этот день он встретил дочь такими же словами. Кита понимала его волнение. Если войскам удастся потеснить повстанцев, руководители восстания в городе могут принять решение уничтожить арестованных как заложников. Ведь убивают же солдаты пленных повстанцев!

— Есть убитые и раненые. Больница переполнена. Не знаю, что будет. — Кита подняла свои худенькие плечики, и в ее глазах появилось отчаяние.

— Кто же убит?

Кита закусила губу, и на глаза ее навернулись слезы.

— Не дядя ли твой?

— Нет.

— Кто же тогда?

Девушка не поднимала головы.

— Не он ли… тот…

У Киты больше не было сил сдерживаться, и она прижалась к груди отца. И хотя не верила, не хотела верить, зарыдала.

— Почему он, именно Владо? — причитала Кита.

Отца словно кто-то ударил.

— Так всегда бывает в войнах и революциях, — старался он утешить дочь. — Гибнут самые преданные, те, кто не знает страха.

— Он не знал страха. Это такой человек…

— Такие-то и идут впереди и погибают первыми, не думая о жизни, об отце, матери, невесте.

От этих слов девушка еще сильнее расплакалась.

— А теперь иди домой и не выходи, пока не станет тихо…

Отец не докончил свою мысль. Вблизи разорвался снаряд, здание содрогнулось, и дверь арестантского помещения растворилась. Заключенные столпились возле двери.

— Что происходит? Пора выходить? — послышались голоса. — Тогда пойдем!

Но караульный по-прежнему стоял у входа в подвал, и это остановило заключенных. Кита не знала, что делать. Казалось, что здесь, возле отца, безопаснее, чем дома.

— Иди! — подтолкнул ее отец и шепотом спросил: — А как Враца? Восстала?

— Наверное…

— Если оттуда идут воинские части, значит, нет. А что в Софии?

— Наверное, не восстала, — словно во сне проговорила дочь. Он жадно ловил каждое ее слово, и глаза бывшего начальника загорелись от смутной надежды.

— Не восстала! Там большой гарнизон. Софию взять не так-то легко.

Караульный не слышал злобного шипения отца Киты, но, заметив его резкие движения и просиявшее после разрыва снаряда лицо, строго крикнул:

— Давай, давай! Ты возвращайся на место, а барышня пусть уходит!

Отец круто повернулся и быстро пошел в свой угол. Арестованные сразу же окружили его, стали расспрашивать.

Кита не смогла, как это она обычно делала, прийти в этот день во второй раз. Бои на улицах продолжались до самого вечера. Повстанцам удалось отбросить правительственные войска. Ночь в городе прошла спокойно, но Кита не сомкнула глаз до утра. Она не смогла прийти в себя после получения известия о гибели Владо, металась на постели как в лихорадке. Мать сидела возле дочери, стараясь успокоить ее:

— Видно, такова уж судьба. Так, пожалуй, лучше.

Кита вскочила и крикнула:

— Лучше? Для вас лучше. Не иметь в доме коммуниста!

И как только рассвело, Кита бросилась в дом дяди, но застала только Сийку, а та ничего не знала.

Кита не могла представить себе Владо сраженного пулей, неподвижного, с остекленевшими глазами. Не может быть неподвижным его лицо, дышащее очарованием, его губы, строгие при разговоре с врагом и нежные с любимой. Нет, она не могла этому поверить.

Кита подождала, когда вернется отец Сийки.

— Владо был впереди меня, на шаг. — Он вздохнул, и его худощавое скуластое лицо передернулось. — А мог бы остаться в живых, если бы не бросился в атаку первым. Он поднялся и крикнул: «За мной, товарищи!» И в этот момент пуля пронзила его грудь. Убит был только он. Мы захватили станцию. Но он погиб…

— Где же он сейчас, дядя? Где?

— Его отнесли в повстанческую больницу, а потом…

Искорка надежды блеснула в глазах Киты. Дядя ведь не сказал ей, что Владо умер на месте. Сказал только, что пуля пронзила его, что он тяжело ранен и отправлен в больницу. Но сколько пронзенных пулей оживают! Может быть, доктор Илиев, который спас ее, поможет и ему?

Кита пошла в больницу. По коридорам туда-сюда сновали сестры, бледные, испуганные. Раненые повстанцы, с забинтованными ногами, головами, руками, поднимались с кроватей и с трудом спускались вниз. Кита сразу же пошла в комнату, на двери которой было написано: «Главный врач». Там никого не оказалось.

— Вы не знаете, где можно найти доктора? — спросила она проходящую мимо санитарку.

— Не знаю… Главного увели…

— Куда?

— Туда, откуда нет возврата. — Санитарка всхлипнула. — Ты что, с неба свалилась? Разве не видишь, что армия заняла город и наши отступают?

— Понимаю…

Со стороны Огосты слышались выстрелы.

— Эта пальба не к добру. В Огосте гибнут люди.

Кита прерывающимся голосом спросила:

— Здесь был один тяжелораненый… Командир…

— Владо?! — прошептала санитарка и прослезилась.

— Умер? — слезы брызнули из глаз Киты.

— Доктор Илиев помог ему. Пуля прошла в двух сантиметрах от сердца.

— Где он сейчас? — девушка схватила санитарку за плечи. — Отведи меня к нему.

— Куда же тебя отвести, милая, — растроганно сказала старая женщина. — Вывели и его. Наверное, кто-то выдал командира. Пришли и увели…

— Где же он сейчас?

— Там же, где и доктор Илиев…

Больше санитарка не сказала ни слова. Выстрелы у реки Огосты давали ясный ответ. Снизу доносился топот солдатских сапог. Они забирали раненых и куда-то уводили. Тех, кто не мог идти и падал, пристреливали во дворе или на улице.

Кита больше не могла смотреть на весь этот ужас. Сердце ее разрывалось от горя.

— Раз этих несчастных убивают, Владо не простят!

Кита не могла найти себе места, не знала, куда приклонить голову. Ведь взяли же власть обратно, чего же еще? Зачем убийства? Ведь борьба-то шла за власть? Почему не поступят так, как поступили коммунисты?

Кита раньше считала, что сторонники ее отца и их противники могут жить в мире, без пролития крови. Она была счастлива, что вошла в новый, светлый мир. В мир, который не знает пороков старого, мир свободы, без унижения и страданий, без рабства и нищеты. Неужели не могут представители старого мира оставить в покое людей молодой, еще не окрепшей жизни? Выстрелы во дворе больницы и на улицах, залпы Огосты, которые сразили ее Владо и доктора, говорили, что это невозможно.