Татьяна Перцева - Город уходит в тень

И вдруг: оказывается, Король — это пародия на Брежнева. Тут я очень удивилась. Поскольку два этих образа очень-очень различаются по характеру, мягко говоря.

Оказалось, пародия заключается в том, что Король, входя в комнату, поднимает руку и приветливо машет.

Представляете? Вот это и есть пародия. И, главное, тут же показывают демонстрацию, где на трибуне Мавзолея стоят все руководители советского правительства и одинаково машут руками. Ничего, что абсолютно то же самое было при Сталине? При Хрущёве? Почему не пародия на Сталина? Вот эта фига в кармане — пародия? Причем Долинский заявляет, что пародию поймут исключительно умные люди. Так что мы с вами — в дураках.

Дальше — больше.

Сцена, где Король сетует на Волшебника, вылившего отравленное вино.

Оказывается, это отравленное вино — тоже пародия. Не догадались? А на советские омерзительные вина.

Это уже не фига в кармане. Это ФИГИЩА.

Кто-то помнит советские вина? Грузинские. Некоторые марки вообще нельзя было достать. Молдавские. Прекрасные. Крымские… И узбекские. Удивительные сухие вина, белые и красные.

Были, конечно, паршивые. Очень дешевые. Крепленые. Портвейны. Плодово-ягодное. Только покупали их в основном студенты, у которых вечно не было денег — числом поболее, ценою подешевле, — или алкаши. По той же причине.

Боюсь, ни у кого ума не достанет, чтобы понять великий смысл пародии.

А интереснее всего, что пьеса, не поверите, была написана в пятьдесят четвертом, текст в фильме сохранен почти полностью, я только что не наизусть помню, реплика насчет вина принадлежит самому Шварцу. Который явно не имел в виду никакой пародии.

Они кто после этого? Невольно вспомнишь Сергея Лаврова…

Неужели Захаров нуждается в столь дешевой рекламе? Да когда ему было нужно, он не стеснялся — взять хотя бы Мюнхаузена. Там такое, там такое… И уж точно не фиги в кармане.

Откуда на мирном канале столь горячее желание снова вылить на советскую власть ведро помоев?

Сегодня случайно поймала отрывок из передачи на ТВЦ — весь год советские люди трудились тяжело и нудно, чтобы потом на месяц окунуться в сладкую жизнь… Скажите, а на Западе в это время не трудились, а только и окунались? И тут же: профсоюзные путевки в санатории стоили 14—16 рублей… Положим, дороже. Но ненамного. Или на Западе можно было отдохнуть за 14—16 долларов?

Вчера же была передача о Лановом. Моей вечной любви. Узнала, что в шесть лет Вася поехал к деду на Украину. Вместе со старшей сестрой. А тут война. Четыре года они жили у деда. И, кстати, он сказал, что впервые услышал о Павке Корчагине при немцах, в сельской школе. Тогда украинские учителя не боялись рисковать жизнью ради идеи.

Дети ничего не знали о родителях. К счастью, те были живы, но сильно пострадали на вредном производстве. Тогда никто не знал, что коктейли Молотова нельзя разливать вручную.

Лановой сказал, что пострадали 72 человека. Которых немедленно отправили в санаторий. Во время войны.

Семья была очень простой. И вот мальчик из этой простой семьи попадает в театральную студию Дворца культуры завода ЗИЛ. Причем совершенно бесплатно. Руководителем был Сергей Львович Штейн. Великий человек. Достаточно сказать, что кроме Ланового он воспитал таких известных актеров, как Вера Васильева, Алексей Локтев, Валерий Носик, Игорь Таланкин, Владимир Земляникин, Юрий Катин-Ярцев, Владимир Панков. Он вел Ланового, как отец — сына. А когда после моего любимого фильма «Аттестат зрелости», где Лановой сыграл свою первую роль и краткое содержание которого я передаю так: «история о том, как коллектив навалился и дружно сломал индивидуальность», — Ланового хватила звездная болезнь, успешно его излечил. И при этом, заметьте, не вымогал и не брал.

Такие роли. Такие фильмы.

Зато в «святых» девяностых приходилось играть в чем угодно, во всякой дряни, только чтобы прокормить жену и двоих сыновей… Интересный контраст, верно?

Порядочный, не замешанный в пошлых скандалах человек. Достойный и прекрасный.

Хоть в той передаче о пародиях не обмолвились. Должно быть, разные люди делали… И все-таки почему эта зараза все больше распространяется?

Нет ответа.

Цензура, только цензура. Она, возможно, спасет. Если уже не поздно.

Валя — моя соседка. Она на 10 лет старше и потому выходит из дома еще реже, чем я. Пенсионер, инвалид, но не одинока. Есть сын и внуки. Образование — восемь классов. Всю жизнь проработала на стройках. В том числе и на Братской ГЭС. Почти легенда. Очень любит вспоминать прошлую жизнь, а я — прекрасная слушательница. Один раз я уже писала про Валю. Как она работала на Братской. И тогда, и сейчас она твердит одно: на строительство съезжались люди со всех концов страны. Всех национальностей. И никто их не различал. Никто никого не обзывал чурками, армяшками, жидами и т. д. Люди жили, работали, глупостями не занимались. В этот раз она вспомнила, как работала на каком-то участке и трех парней зачем-то послали на головной участок. Через лес. Они шли-шли, проголодались, напали на заросли малины и стали собирать ягоды. Ну и встретились с таким же любителем малины. Только мохнатым. Какую они развили скорость! И главное, полезли на деревья. Можно подумать, они одни умели лазать по деревьям! Нет, закончилось все благополучно, а потом все даже смеялись. Боюсь, в момент встречи поголовно всем участникам было не до смеха. Даже медведю.

А потом вспомнила она, как чуть не умерла от аппендицита.

Дело было в далеком пятьдесят четвертом. Родилась Валя в богом забытой деревушке Калужской области. Начальная школа в деревне была, но начиная с пятого класса приходилось каждый день шагать четыре километра до соседней деревни, где находилась средняя школа. Тогда лес еще не рубили самым варварским образом, и мать, заставляя Валю выгонять в семь утра корову (деревню делила большая пустошь, а пастух собирал скот в другой половине), наказывала по пути насобирать грибов. Валя и собирала. По пути. Одни белые. Приходила. Лезла на печку досыпать. Просыпалась — а картошка с грибами уже готова.

Вот как-то раз, когда Валя уже закончила седьмой класс, собралась она к подруге в соседнюю деревню. С ночевкой. Мать отпустила, но велела наутро выходить на работу. Валя пообещала.

Отправилась она к подруге, а там дед нагнал меду. Налопались они меда и малины и вечером отправились в клуб на танцы. Вот там Вале и стало плохо. Живот болит, тошнит… Еле-еле добрались они до дома. Мать подруги посмотрела и позвала фельдшера. Валина деревня была маленькой, а эта — побольше, и был в ней фельдшерский пункт. Как во многих тогдашних деревнях и селах. На самом деле фельдшер был врачом, но почему обретался в деревне в звании фельдшера, Валя не знала. Он посмотрел девочку и сказал, что нужно срочно везти в райцентр. Запрягли в телегу кобылу, уложили Валю на солому и повезли. До райцентра 20 километров по вконец раздолбанной дороге. Валя орала от боли, но все когда-нибудь кончается. Когда приехали в больницу, она обнаружила, что живот больше не болит, и засобиралась домой. В конце концов, ей завтра на работу.