Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

— А как объединенцы-то? Трудятся как? — спросил Цокзол.

— Хорошо! — ответил Данжур, а Данзан тут же подхватил:

— У вас-то, ясное дело, работа кипит, да только у членов объединения пока что-то больших успехов не видно… Если говорить начистоту, многие еще жалеют, что расстались со своим скотом. Просто беда…

— А как же? — прервала его Цэвэлжид. — Ведь мы все с малолетства только и делаем, что ходим за ним, лелеем его…

Продолжая ее мысль, Данжур рассказал много смешных и грустных историй, случившихся за то время, пока шло обобществление.

…Бывало всякое. Некоторые айлы, например, заранее начинали делить свой скот по возрасту, по масти, а потом, когда дело доходило до главного, ни с того ни с сего отказывались отдавать, и точка.

Затянувшийся разговор как-то незаметно начал затухать, и этому больше всех был рад Цокзол. Ведь он, пока гости беседовали, сидел как на иголках: а вдруг Цэвэлжид заупрямится… От нее этого вполне можно было ожидать. Но она, к счастью, сдержала себя и смолчала.

Комиссия приступила к делу. Обе стороны разложили свои списки и застучали счетами.

— Значит, всего у вас около пятисот голов скота. Это мы держим в уме… Так, все ясно. Дальше… Вы отдаете объединению около двухсот голов… Об этом знаете?

— Да-да, конечно! Но ведь речь идет в основном о мелком скоте? Так, кажется? — уточнил Цокзол.

Данжур кивнул головой. Цокзол раскурил трубку и предложил всем выйти во двор:

— Тогда давайте пройдем к скоту и начнем отделять его по возрасту и по масти.

— Вот это правильно! Пора, товарищи, — поддержал его Жамьян и первым направился к двери.

Последними, взяв с собой связку веревок, вышли Цэвэлжид с Улдзиймой.

Руководил Жамьян. В суматохе и шуме Цокзол и вовсе не стал выбирать для себя животных, а пустил все дело на самотек. В конце концов отделили сто двадцать четыре головы мелкого скота, тридцать шесть лошадей и двадцать девять верблюдов. В это число вошли животные самых разных возрастов, но в большинстве — взрослые. Из овец и коз можно было составить целую отару, из лошадей — целый косяк во главе с жеребцом, а из верблюдов — полноценный караван.

Обобществление скота на этом не кончилось: учетчики, как и полагалось, составили еще отдельные списки на молодняк, маток, самцов и занесли их в документацию объединения. Только после этого все облегченно вздохнули и вошли в юрту. Во дворе осталась одна Цэвэлжид.

Едва успела закрыться дверь юрты, как она подошла к скоту, который теперь переходил к объединению, и начала присматриваться к животным. Оказалось, что туда попали именно те, которых она вырастила сама.

Подходя к каждому, она стала выдергивать по волосинке и собирать их себе в подол — набрался целый пук волос и шерсти.

Только у дверей юрты она, опомнившись, остановилась. Сложила шерсть в мешочек и спрятала его в щель под крышей. Потом тоже зашла в юрту.

Гости уже собирались в дорогу. Жамьян на прощание подошел к Улдзийме и сказал:

— У нас в объединении пока что маловато грамотных кадров. Так что мы тебе просто так сидеть не дадим.

Улдзийма ничего не ответила.

Цокзол, поднося Данжуру архи в серебряной чаше, заметил:

— Вообще-то можно было отдать и весь скот, оставив себе лишь несколько голов на пропитание да на разъезды, но я пока решил подождать. Посмотрю на других.

— Верно решил. Пока что наше объединение слабовато, оно не сможет всех содержать — плату за трудодни в достаточной мере нам еще не обеспечить. Так что ты все правильно предусмотрел, — ответил Данжур и заулыбался.

— Послушай, дарга! У моих овец, сам знаешь, шерсть отменная… Несколько лет назад я привез барана из одного айла, что в сомоне Цокт. От него и пошли такие овцы. Члены нашего бага удивлялись, а некоторые и открыто завидовали, когда мы валяли войлок, а секрет очень прост — он в породе. Надо бы к этим овцам бережно отнестись в объединении… Что же касается моих лошадей, то среди них попало несколько быстроногих скакунов. Об этом тоже подумай. Вот и весь мой наказ…

Данжур кивал головой, соглашаясь со всем, что говорил ему Цокзол, а на прощание дал слово, что наказ его выполнит обязательно.

Вскоре комиссия погнала скот. Хозяева провожали их, стоя у юрты. Цокзол некоторое время смотрел им вслед, потом, обращаясь к Цэвэлжид, сказал:

— Жамьян-то, а?.. Все в бутылку лезет.

— Все же странный он какой-то… Тараторит чего-то невпопад… Балаболка! — ответила жена.

— Да, действительно… Наверно, опьянел малость, — поддакнул жене Цокзол и направился в юрту.

Улдзийма промолчала.

Цэвэлжид, пропустив мужа в дверь, достала мешочек с шерстью и волосинками и, пряча его за спиной, вошла в юрту. Там она незаметно от Цокзола положила его в укромное место.

Весть об обобществлении скота объединением «Дэлгэрхангай-Ула» в один миг разнеслась по всем айлам, а следом за ней поползли и слухи. Смысл их сводился к тому, что объединение долго не продержится и что его ждет участь тех коммун тридцатых годов, которые развалились тогда, едва успев возникнуть.

В те годы коммуны создавались по иному принципу: обобществлялся весь скот и все имущество. Сначала все были довольны, особенно бедные араты: о еде и одежде, казалось, уже можно было не заботиться.

Наступил полный «коммунизм» — чаши и ножи не выпускались из рук. Рты заработали бесперебойно, а у многих руки забыли, что такое труд, — никто уже не хотел работать.

Коммуна, правда, успела построить черную восьмистенную юрту, вырыла несколько колодцев в живописных местах.

А чем же там занимались коммунары? Устраивали бесконечные праздники… Резали в день по пятьдесят-шестьдесят голов овец. Целая бригада варила мясо, а за стол садились все — никому и дела не было, что большинство пировавших были отъявленные бездельники и тунеядцы.

Ясное дело, что такое искажение подлинной сути коммун не могло продолжаться долго. Вскоре они и в самом деле распались.

Опыт тех лет не прошел бесследно. Недобрая слава о коммунах цепко держалась в памяти аратов, которые и к объединению подходили с той же меркой. Им было о чем поразмышлять, прежде чем принять окончательное решение.

Большинство из них насмехались над теми, кто обобществлял свой скот, и в открытую называли их балбесами и дураками. Часть считала, что бедные и зажиточные поставлены в неравные условия: если первые останутся в выигрыше, то вторые непременно проиграют. Но были и такие, которые уже успели соскучиться по коммуне.

И все же основная масса аратов была, несомненно, против объединения. Встречаясь друг с другом, они то и дело заговаривали об этом:

— Беда пришла на наши головы…

— Как бы за нас еще не взялись…