Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

И на работе он тоже старался держаться особняком. Никогда не просил помощи у других, да и сам никому не помогал. Во время перекура усаживался подальше от всех и закуривал последним. При этом он никогда не вытаскивал свою пачку из кармана, а ловко доставал одну-единственную папиросу. Не любил даже, когда кто-нибудь просил у него прикурить.

В магазины или еще куда-нибудь Шар ходил один, тайком от всех. Купленное печенье, пряники съедал, спрятавшись где-нибудь за углом. Работал же он неплохо и вполне справлялся.

Для строителей наступал настоящий праздник, когда подходила очередь Шара возить воду на том самом буром поле с налитыми кровью глазами. Тут уж они торжествовали и веселились вовсю. Дело в том, что Шар уж больно неумело обращался с волом. Стоило ему того увидеть, как он менялся в лице, словно его отправляли на каторгу. Он начинал умолять всех подряд, чтобы кто-нибудь вместо него поехал возить воду, но никто не соглашался, хотя он и предлагал за это солидную мзду. В конце концов Шару ничего не оставалось, как самому отправляться на реку.

Правда, хотя он сам и чуждался общества, но каких-либо причин, чтобы оно чуждалось его, не было: никому ничего плохого он не делал. Поэтому Дамдин, смеясь над ним вместе со всеми, все же в душе его жалел. Однажды он даже уступил и поехал возить вместо него воду, за что ему досталось от друзей. «Снюхался с Неуживчивым Шаром», — загалдели они. Серьезное внушение сделал ему и Чогдов. С тех пор, несмотря ни на какие уговоры Шара, он уже не соглашался.

Ребята много говорили о нем между собой. Случалось, что и в открытую насмехались. Причин для этого было предостаточно. Шар был настолько эгоистичен, будто жил не среди людей.

Ребятам тяжело было выносить его, вот они и зубоскалили, надеясь, что его проймет и он изменится. Однако Шар ко всему был глух. Даже в самые критические ситуации, когда нужно было кому-нибудь подсобить, он отговаривался:

— А мне за это не заплатят!

Ну как можно было терпеть его, если, кроме собственных интересов, он ничего не признавал, ни о чем и слышать не хотел! Поэтому-то и было к нему такое отношение, хотя никто преднамеренно не хотел его унизить или втоптать в грязь его доброе имя, как, очевидно, считал он сам.

Как-то вечером все уехали играть в волейбол, лишь Дамдин с Шаром остались дома. Дамдин сначала не знал, чем заняться, потом вспомнил, что нужно пришить пуговицу к рубашке, и стал искать иголку и нитки. Не найдя их, обратился к Шару. Тот нехотя поднялся, порылся у себя и дал Дамдину иголку с ниткой. Затем он снова сел, уставившись в пол, но потом вдруг резко встал и, подойдя к Дамдину, спросил:

— Дамдин! А ты окончательно решил стать строителем, да?

Дамдин, не ожидавший вопроса, удивился.

— А как же! Если получится, то думаю и каменщиком стать, — ответил он.

Шар некоторое время молчал, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

— Не знаю, не знаю… Иногда мне кажется, что можно больше денег заработать, если стать чистильщиком обуви. — Потом посмотрел на Дамдина и спросил: — Когда вернемся в город, не хочешь ли поработать со мной за компанию?

— Что?! Сидеть на улице и чистить обувь? — негодующе воскликнул Дамдин.

Шар встрепенулся:

— Да-да! Кроме щетки и крема, ничего и не надо! Ведь на этом можно легко разбогатеть… Представляешь — за день почистим двадцати клиентам обувь… Это же двадцать тугриков! Не меньше! Значит, в месяц получится шестьсот. А сколько наберется за год? Посчитай-ка! Выходит, что семь тысяч двести тугриков! А за десять лет? Ты хорошенько подумай…

Расчет Шара поначалу показался Дамдину заманчивым, но он тут же вспомнил китайцев, которые на каждом шагу сидели у толкучки и центральной парикмахерской, чуть ли не хватая за ноги прохожих, и передернулся.

— Нет! Ни за что!

— Нужен тебе этот раствор, глина, пыль от кирпича… Тяжелая и грязная работа! А плата за нее какая? По мне, так лучше вместо этого каждый день иметь свои тугрики… — напоследок еще раз попытался убедить его Шар, но теперь уже своим обычным унылым голосом.

Больше он ничего не сказал, видимо решив, что с Дамдином ему каши не сварить.

Дамдин пришил пуговицу и, возвращая Шару иголку с нитками, снова решительно отказался:

— Нет! Не по мне твоя работа…

Спустя несколько дней Дамдин рассказал Чогдову о предложении Шара. Тот оживился:

— Вот это дело! В два счета разбогатеешь! Куда только деньги будешь девать? Ну, допустим, купишь себе дом… Женишься на какой-нибудь красавице… И придется тебе наглухо закрываться, а то ведь я тебе надоем. — И расхохотался.

Дамдин сразу понял, что Чогдов над ним шутит. С этого дня ребята частенько издевались над Шаром:

— Может, подскажешь, где еще можно было бы легко разбогатеть?

Шар очень злился, так как и в самом деле серьезно думал разбогатеть. Все свое свободное время он только тем и занимался, что подсчитывал, сколько можно заработать на продаже орехов да ягод или на чистке обуви.

…Ребята гордились своим бригадиром и хвалили его за трудолюбие и деловитость. Между собой они частенько разговаривали о нем, строя самые различные предположения о его прошлом. Главную роль здесь брал на себя Чогдов. Он говорил: «Наш бригадир когда-то был, видимо, ламой. Есть в нем что-то такое особенное, какая-то изюминка. Посмотрите, как он работает, как разговаривает…»

Другой, вступая в разговор, передавал историю, услышанную еще в городе: «Говорят, он участвовал в строительстве первого высотного здания в Улан-Баторе и средней школы № 1. Работал вроде бы инженером, и даже награды у него есть — несколько медалей и орденов».

Третий с видом знатока сообщал: «Бригадир-то наш раньше частенько бывал в Советском Союзе и ходил в больших начальниках, а потом его за что-то разжаловали».

…Жамбал был родом из небольшого поселка, расположенного неподалеку от столицы, где жили в основном столярных дел мастера. Не был исключением и его отец, который научил сына своему ремеслу. У Жамбала оказались золотые руки. Его мастерство росло из года в год, и вовсе не случайно, что в 1937 году, когда началось строительство буддийского храма в окрестностях города, он оказался в рядах его строителей.

Вскоре он был обвинен в пособничестве врагам революции, ставшим на путь возрождения религии. Находясь в заключении, Жамбал участвовал в строительстве здания средней школы № 1 и за хорошую работу был досрочно освобожден.

Жамбал недолго ходил в рядовых строителях. Его талант организатора и наставника молодежи быстро заметили, и он был назначен бригадиром. Так что разные слухи и предположения о его прошлой жизни имели под собой почву.

Появившись на строительной площадке, Жамбал в первую очередь натягивал на себя комбинезон. Делал он это не спеша, основательно и ни на что не реагировал, ни на какие вопросы не отвечал. После работы он так же молча переодевался, закуривал свою изогнутую трубку и только тогда вступал в разговоры, не имевшие прямого отношения к делам стройки. Во время рабочего дня он никогда не курил.