Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

— Да вы чего? Проходите, проходите… А я крепко заснул… Долго барабанили? Думал, вы рано приедете, даже ужин приготовил, ждал… Теперь уж поди и прокисло все… Жамбал-гуай говорил мне, что вы со дня на день должны возвратиться, — сказал он, потягиваясь.

Дамдин с Чогдовом прошли к своим кроватям и, сняв верхнюю одежду, присели, не зная, что делать дальше. А новый жилец тем временем подошел к плите, приподнял крышку чайника, заглянул внутрь и пробормотал:

— Проголодались, наверное… Что же делать? Может, чай вскипятить?

— Пить очень хочется. Жажда замучила… — признался Дамдин.

— Холодненького у меня много припасено. Знал, что вы оба худонцы, вот и прикупил для вас пять литров кумыса… Но что за кумыс, право, не знаю, — сказал он и выставил на стол эмалированное ведро.

Все присели к столу. Новый жилец — звали его Бэхтур — небрежно пододвинул пачку папирос, как бы говоря: «Закуривайте!», и сам завел разговор о том, что еще недавно так волновало Дамдина с Чогдовом.

— Значит, хорошо съездили… Наслышан! Вы, наверно, очень удивились, не обнаружив своего замка, — начал он и пригладил себе волосы.

Дамдину с Чогдовом в эту минуту было не до него. Они набросились на кумыс и одним залпом осушили по пиале, так и не оценив его достоинств. Немного отдышавшись, Дамдин признался:

— Говорите, удивились?.. Да мы просто испугались…

Бэхтур улыбнулся в ответ:

— Это я самовольно к вам въехал… Почему-то подумал, что вы не выгоните меня, и въехал…

Ничего радостного, конечно, в этом не было — Дамдин с Чогдовом никак не ожидали, что с ними будет жить еще один человек. Теперь из-за него рушились все планы, которые они строили еще в худоне…

Им ведь предстояло получить зарплату за два месяца, поэтому они рассчитали все до мунгу — на что потратить такие большие деньги. Во-первых, хотели приодеться, но самое главное — они намеревались обставить комнату и приобрести кое-какую посуду, чтобы питаться дома — так экономнее.

Теперь же они были растерянны и не знали, что ответить. Сделав вид, будто они не слышат его, стали переговариваться между собой о том, как устали и замерзли в дороге, как было тесно в кузове, как онемели у них ноги…

— Ужин, наверное, застоялся… Есть будете? — прервал их разговор Бэхтур.

— Нет! — словно сговорившись, ответили Дамдин с Чогдовом, хотя им нестерпимо хотелось есть. Как-то надо было выразить свое неудовольствие, вот и покривили душой. Правда, Дамдин выпил еще две пиалы кумыса и, будто сейчас только заметил, произнес:

— Кумыс-то разбавленный… Водой попахивает…

Дамдин с Чогдовом хорошо понимали друг друга и, даже не обсуждая это вслух, успели прийти к выводу, что новый жилец пытается ублажить их кумысом и как-то загладить свой неблаговидный поступок. Хотя, с другой стороны, они побаивались Бэхтура, и не без основания. Их бригадир Жамбал, правда, нахваливал его, но рабочие в один голос твердили, что это драчун и забияка.

Бэхтур молча курил. Потом вдруг поднял голову и, бросив: «Решайте сами!», подошел к кровати и улегся.

Вскоре и Дамдин с Чогдовом, разобрав багаж, легли спать, но еще долго ворочались с боку на бок, соображая, что делать. «Равноправные и дружеские отношения с ним вряд ли возможны», — мучился Дамдин. «Уж больно он высокомерен… Привык, видно, давить на всех», — неприязненно думал Чогдов.

Что и говорить, Бэхтур и внешне не располагал к себе. Пронзенное кинжалом сердце, могучий орел с распластанными крыльями украшали его руки. «Должно быть, со смыслом себя разукрасил», — думали оба, засыпая. Неприятно было и то, что Бэхтур вел себя как полноправный хозяин комнаты.

Дамдину с Чогдовом было о чем подумать, прежде чем наступит утро.

Воскресенье… Городская молодежь проводит его по-разному. Большинство, конечно, днем катается на коньках, на лыжах. Но есть и такие, которые не пропускают ни одного выходного дня, чтобы не побывать на базаре. Здесь им гораздо интереснее, чем бродить по улицам или ходить на лыжах в окрестностях города.

Воскресные базары многим отличаются от будничных. Во-первых, они гораздо богаче, а во-вторых, цены значительно выше и сама торговля идет как-то бойко и весело. Рабочая молодежь, живущая в общежитиях, здесь почти ничего не покупает, а ходит, видимо, из простого любопытства.

Вечерами в залах кинотеатров «Ард» и «Элдэв-Очир» устраиваются танцы под духовой оркестр. Вот здесь-то и сходятся интересы многих; народу собирается столько, что если не поспешишь, то и внутрь не протолкнешься.

Стоял ясный и солнечный день, Дамдин с утра затеял постирушку. Настроение у него было приподнятое — он насвистывал мелодию веселой песенки и улыбался. На рассвете ему приснился удивительный сон, где он не только принимал участие в торжествах по случаю закладки фундамента на одной большой стройке, но и работал там каменщиком. «Кто знает! Может, и в самом деле так будет», — обрадовался Дамдин, едва открыв глаза.

За утренним чаем он не удержался и спросил у Бэхтура:

— А вам приходилось участвовать в торжествах по случаю закладки фундамента?

Тот кивнул головой.

— Конечно! Но меня тогда, к сожалению, сразу же перебросили на другую стройку. — Он задумался. Затем спросил: — А вы знаете двухэтажный белый дом за зданием пединститута? Его строили специально для рабочих. Так вот, я своими глазами видел, как его принимала государственная комиссия. Сам премьер вручал ключи новоселам. Все было очень торжественно…

Дамдин с Чогдовом слушали его и про себя думали: «Неплохо бы побывать на таких торжествах… Вот бы попасть на большую стройку».

Бэхтур, словно угадав их мысли, высокопарно промолвил:

— Слава о нас, молодежи пятидесятых годов, еще прогремит! А пока мы сосунки еще…

Чогдов тут же поддержал его:

— А что? Все может быть со временем.

— Я, например, верю в свой сон, — буркнул по своей привычке Дамдин и подробно рассказал им о том, что ему приснилось.

— Почему бы и нет, — согласились друзья и принялись боксировать — каждое утро они устраивали такие тренировки.

…Бэхтур долго и тщательно гладил брюки, не меньше возился и со своими черными ботинками, затем переоделся, осторожно, боясь помять брюки, присел на краешек кровати и взялся за гармонь. Играл он хорошо и легко. Чаще всего выводил грустные мелодии. Вот и сейчас он понурил голову и уставился в пол.

В комнате стоял густой пар; на натянутой веревке сушилось белье; резко пахло гуталином. В печке трещал огонь, а на плите с бульканьем кипела вода в ведре. Дамдин, продолжая стирать, завороженно следил за пальцами Бэхтура.

На столе валялись окурки, недоеденные куски хлеба. На стенах напротив каждой кровати висели вырезанные из журналов картинки. По ним легко можно было судить об их хозяевах — кто чем дышит.