Богуслав Бржезовский - Железный потолок

«В мае мы поженимся, — сказал он ей недавно. — Получу, вероятно, отпуск, поедем в Париж, а потом за океан. Когда же вернешься со мной обратно сюда, будешь совсем другим человеком…»

«Я уже сейчас совсем другой человек», — сказала она ему.

«Станешь американкой».

Он пришел к ней вовремя. Что называется, в самую последнюю минуту. Вероятно, она бы совершила какую-нибудь глупость: ей были уже невмоготу все эти мелочные заботы и повседневные неприятности, эти люди, которые ее утомляли, надоедали ей, наводили на нее скуку и которых она знала как свои пять пальцев. Она уже была готова на все. Возможно, что она вышла бы замуж за Людвика, возможно, поступила бы с собой, как мать. Теперь ей это не грозит…

К полудню она добралась до Пльзени. Пришлось расстаться со своими согревающими душу мыслями. Это было так же неприятно, как выбираться из теплой постели в холодной комнате.

Она снова должна думать о будничных делах. Прежде всего надо сделать покупки. Сколько их завтра приедет? Краммер, Фишар, Геврле, Годура. И, понятно, Голубок. Надо бы купить ветчины — но достанет ли она ее здесь? — яйца, хлеб, печенье, сыр — самые простые вещи, чтобы ей не пришлось торчать на кухне. Вино и коньяк. И хорошо бы тут пообедать. Из широкого окна ресторана, который она выбрала, открывался вид на разрушенный бомбой и пока не восстановленный дом. Нет, Ольга не хочет войны.

«Если будет война, — сказал Голубок, — уедем за океан, там о ней ничего не будешь знать».

В половине первого она выехала из Пльзени и около двух часов дня уже была в Швигове. Сад и дом из красного кирпича сияли на солнце. А вот и белые кроны цветущих черешен вдоль дороги, пестрые клумбы, сверкающий пронзительной зеленью газон и светлые стволы берез, смотрящихся в гладь пруда.

Еще прежде, чем она въехала через распахнутые ворота в сад; еще до того, как она вышла из машины, она почувствовала, что ее охватывает невыразимое блаженство.

«Если я и была когда-либо по-настоящему счастлива, то только здесь, — думала она, глядя на этот цветущий уголок. С каким удовольствием пробежалась бы она по лужайке, ведущей к пруду, ей хотелось кричать, петь. Скрипнула калитка, и из-за заборчика, отделяющего огород, показалась сгорбленная, жилистая фигура Рознера; он торжественно снял шляпу и сказал:

— Сердечно приветствую вас, барышня!

Все ее в эту минуту умиляло. И Рознер тоже. Боже, как он постарел!

— Благодарю вас, как поживаете?

— Да вот, пока ноги носят, — сказал он почти без улыбки. — А почему же вы одни? Я думал, что приедут гости.

Он растерянно огляделся вокруг, как будто кого-то искал. Она сообразила: ведь в машине у нее три чемодана. Один Фишара и два поменьше — ее.

«Чемоданы никому не показывай. Каждому это сразу же бросится в глаза. Старика можешь задержать до субботнего утра, чтобы не оставаться ночью одной», — сказал вчера Голубок.

— Сейчас отнесу ваши вещи, — сказал Рознер.

— У меня нет никаких вещей, — ответила поспешно Ольга. — Я приехала только на воскресенье. Лучше откройте гараж. После придете ко мне. Надо с вами поговорить. Ничего утешительного, Рознер.

— А что? — спросил он и, не дожидаясь ответа, кинулся к гаражу, чтобы открыть ворота.

Она въехала в гараж, подождала, пока Рознер скрылся в доме, взяла из машины один из своих чемоданов и сумку с покупками и отнесла их в свою комнату.

Приняла ванну, переоделась, потом крикнула Рознеру, чтобы он принес ей наверх чай. Переговорит с ним сейчас же, пусть это уже будет позади.

«Сочини ему что-нибудь, — сказал Голубок. — Ну, что ты, например, продаешь виллу. Вот эту штучку возьми с собой на всякий случай, ежели останешься одна», — и дал ей маленький пистолет. Он был точно по ее руке. Она рассмеялась! На что он ей? Она никогда бы не отважилась выстрелить. Но все же взяла его, скорее потому, что эта вещичка понравилась ей, никогда прежде она не видела такой. Теперь пистолет тихонько лежал на дне чемодана.

— Чай поставьте сюда, Рознер, — она указала на ночной столик возле тахты.

«Старик действительно чудовищно неловок. Мама была права. Все равно с ним пришлось бы расстаться», — подумала она.

— Присядьте на минутку.

Он сел на краешек стула, ссутулился и сложил на коленях свои большие жилистые руки.

— Вы знаете, как все у меня после маминой смерти складывается. И вообще как все складывается. Швигов теперь мне ни к чему. Он требует больших расходов.

— Да, да, — закивал старик. — На чердаке течет, ремонтировать крышу надо обязательно. Связался я с неким Адамеком из Льготы. Он как будто кровельщик…

— Думаю, что в этом уже не будет необходимости, Рознер. Я решила продать Швигов. Мы оба должны будем с ним расстаться, — сказала она и следила за тем, как он это воспримет.

Он остался спокойным. Закивал головой, словно одобряя ее решение.

— А могу ли я узнать, как скоро? — спросил он немного погодя.

— Немедленно, Рознер, — ответила она. — Ничего не могу поделать. Я думала, что отвезу вас на станцию еще сегодня. Сколько вам понадобится времени, чтобы уложить вещи?

— Ну что ж, ладно, — задумчиво сказал он, пожав плечами. Подумал немного, потом поднял голову и спросил: — А к чему такая спешка? Кто же это покупает виллу второпях?

— Я и сама не знаю, — ответила она равнодушно. — О покупателе позаботился доктор Фишар.

— Ну что ж… — начал было он, но осекся. — Я это к тому, чтобы вы поняли. Я бы мог, пожалуй, уехать и сейчас, да только ко мне приедет дочка.

— Мария? — с кисло-сладкой миной воскликнула Ольга. — Когда?

— Писали, что собираются в субботу. То есть завтра. Она с женихом. Как же я их могу теперь известить? Они уже, вероятно, в пути. В письме говорилось, что они заночуют в Таборже. Это же бог знает где, и едут они на мотоцикле.

— На мотоцикле? — повторила Ольга, сама не зная, почему это ее так удивляет. Потом вскочила.

— Нет, это никуда не годится! — повторила она несколько раз.

Рознер сидел спокойно, нисколько не волнуясь. Его спокойствие ее раздражало. «Помни, он должен безотлагательно выехать оттуда — до того, как мы туда приедем», — повторил ей несколько раз Голубок.

«Будь спокоен! Это не проблема», — ответила она ему. А теперь вдруг это стало проблемой. Ведь Рознера никто не принимал в расчет. А как, собственно, он отнесется к этому?

— Что же, они собираются устраивать здесь свадебный пир, да? — раздраженно спросила она.

Он бросил на нее растерянный взгляд. Она поняла, что должна взять себя в руки, чтобы не возбудить подозрений. «Теперь ко всему относятся подозрительно. К каждому слову. Умышленно сеют среди людей недоверие, — говорил Альфред. — Каждый a priori подозрителен».

— Досадно, — сказала она немного спокойнее.

— Они, вероятно, пробудут здесь только одну ночь — это ведь не так страшно, — заметил робко Рознер. — Они — я имею в виду молодых — в виллу даже не зайдут, вы можете быть совершенно спокойны. Разве только потребуется их помощь, когда приедут гости.