Олег Лукьянченко - Провинциздат

– Андрей, тут такая неприятная штука случилась, – лениво-сочувственно произнес невидимый собеседник. – Из Главка нам переслали письмо насчет вашей будущей книги. Вот я вам его сейчас зачитаю… Читаю: «Прошу обратить внимание на издательский план текущего года… Позиция номер пятьдесят два… Очень странно, что в план такого уважаемого издательства попала рукопись с невнятной идеологией, принадлежащая автору с сомнительной репутацией…»

Андрей ничего не понимал.

– А чье письмо? Кем подписано?

– Подписано: «Сотрудник Провинцеградского книжного издательства Сырнева Вероника Сергеевна»…

– Как-как? – не поверил Андрей.

– Сырнева. Вы такую знаете?

– Знаю… Но… Да не могла она такого написать! С какой стати!?

– Ну, я читаю то, что написано. Будь это анонимка, мы не стали бы вообще обращать внимание. А так – надо как-то реагировать.

– И что ж теперь будет?

– Я думаю, ничего особенного не будет. Как говорится, на всякий чих не наздравствуешься. Тем более книжка уже в производстве… И все-таки хорошо бы иметь какую-то отмазку – на всякий случай. Нам-то надо ответ Главку давать.

– Ну, я поговорю с ней. Только не могла она такого написать. Может, кто-то прикрылся просто ее фамилией?..

– В общем, разберитесь там на месте. Пусть бы эта Сырнева нам так и написала: мол, к данному письму отношения не имею. И желательно побыстрей. Всего хорошего…

Просто бред! С какой бы дури Сырнева стала писать такое письмо! Или все-таки?.. Может, он невзначай чем-то ее оскорбил? Да нет же! И на собрании как бы заступился за нее…

Как там было сказано в письме?.. Что-то про невнятную идеологию?.. Знакомое выражение! Где-то оно ему недавно уже резало слух… или глаз?..

Ах да, конечно! Как же он мог забыть!..

Глава одиннадцатая. Развязка

1

В Провинцеградском писательском доме – собрание по ускорению и перестройке, куда приглашены провинциздатели.

На дворе апрель; постылый восточный ветер высушил все городские потоки, слякоть с их дна и берегов моментально превратилась в пыль, которая хрустит на зубах, но предвестьем более радостных ощущений просвечивают в пылевой мгле пушисто-зелеными нитями ивы Пушкинского бульвара.

Некий сдвиг намечается в природе, и даже кажется, что конь, которому Поэт читает стихи, слегка воротит унылую морду в сторону и норовит сквозануть куда подальше в поисках неископыченного весеннего луга.

Болтая о чем придется, Андрей с Беспородным приближаются к скульптурной группе. Ее вид наводит Андрея на недавние воспоминания:

– Тут меня «Вечерка» позапрошлым летом послала материал делать о пушкинском празднике… юбилей какой-то… А! – сто восемьдесят пять лет со дня рождения. Прихожу минут за пятнадцать до начала – не протолкнешься!.. Ну, думаю, вот она, всенародная любовь!.. Вынимаю блокнот – чего-нибудь поспрошать – ко мне три девицы резко: «Вы за какой район отмечаете? – Я глаза вылупил: как понять? – А, это не наш», – и ходу. Послонялся, вижу, все кругом тусуются, а какие-то со списками стоят и отмечают. Жара, между прочим, зверская, кто-то додумался на три часа мероприятие назначить – в самое пекло. Отошел чуть, сел на лавочку. Рядом какой-то охламон красномордый поворачивает рыло: «Пиво будешь?» Гляжу, у него сумарь черный хозяйственный, а там баллон упакован трехлитровый. «Да нет, говорю, не хочется». – «Ну, а я буду. – Бошку запрокинул и хряпнул пару глотков – литра на полтора, крякнул и мне: – Ты посиди тут, посторожи, – поставил сумку и прямиком в подворотню напротив. Потом выходит, мотню застегивает, – пошли, – кивает, – отмечаться». «Зачем?» – спрашиваю. «Ты что, беременный?.. Не шурупишь? Объявляли: кто не явится – в колхоз загремит», – и пополз. То еще мероприятие!..

Андрей прервал болтовню, заметив, что по Первой Конной к ним приближается руководящее ядро Провинциздата: дир, Цибуля и Лошакова.

– Пропустим их, – предложил он Беспородному. – Неохота лишний раз сталкиваться.

Пока трио пересекало проспект, Андрею вспомнился недавний спор с Беспородным, когда тот дружески советовал быть поснисходительней к провинциздатским дамам.

– Кстати, – обратился Андрей к товарищу. – Знаете, Анатолий Васильевич, какой новый благородный поступок в активе вашей Камилы Павловны?

– Ну уж, моей, – хмыкнул тот. – Что там еще она тебе подстроила?

– Донос в столичное издательство. Причем хитро как придумала: подписалась чужой фамилией – Сырнева.

– Чего, на самом деле? – наморщил лоб Беспородный. – А ты как об этом узнал?

– По почерку! – не вдаваясь в подробности, ответил Андрей.

– И что теперь?

– Да обойдется, надеюсь. Вероника Сергеевна по моей просьбе написала в издательство, что никакого отношения к той кляузе не имеет. Тем дело и кончилось.

– Да, сволочная все-таки баба Лошакова, – вынужден был признать Беспородный.

Тем временем они добрались до ворот писательского дома.

2

Городские власти, ценя заслуги подонских письменников в прославлении побед развитого социализма, от щедрот своих уделили им, пополам с композиторами, изящный двухэтажный особнячок былых времен в стиле барокко. В центре уютного дворика, выложенного плиткой под мрамор, с беседками и вьющейся зеленью, из бассейна с фонтаном торчал двухметровый столбик, служивший постаментом крылатому коньку, который резко отличался от знаменитого монстра-родственника на площади Советов не только миниатюрностью и воздушностью, но и полным отсутствием первичных половых признаков. Беспородный, впервые попавший сюда, удивленно вскинул брови:

– Это он что – символизирует творческую импотенцию своих хозяев?

– Наверно, – кивнул Андрей. – Да и как может быть иначе, если бедной животине даже жажду утолить нечем. Тут же под ним фонтан подразумевался. Бассейн есть, а воды в нем, сколько сюда хожу, ни разу не видел.

Парадную стену вестибюля украшала фотогалерея всей полусотни бойцов эскадрона, увенчанная золотыми буквами крылатой фразы Главного Подонского Классика, утверждавшей, что пишут изображенные по велению собственных душ, а души их без остатка принадлежат любимой партии.

Добрая часть помянутой полусотни, впрочем, по причине преклонных лет давно уж не сидела в седле, но продолжала регулярно тиражировать трофеи былых походов, отнимая под их воспроизведение львиную долю бумажных запасов Провинциздата. Патриархи, однако, мало-помалу отправлялись в лучший мир, но с выдержкой и достоинством, добросовестно отбыв в бренном до восьмидесяти, а то и с гаком. Лишь почивший недавно Самокрутов малость недотянул до почетного юбилея. Зато на пять лет старший его Индюков бодренько сосал сигарету, стоя под трибуной, выгодно отличаясь своим бравым, хотя и мумиеподобным видом от на десять лет отставшего Крийвы, только что отметившего семидесятипятилетие, который, тяжело отдышиваясь, привалился грудью к красной скатерти президиумного стола… Именно эти два ветерана накатали прошлой осенью телегу в апком с требованием убрать Андрея из издательства.