Йожеф Дарваш - Город на трясине

Такие обстоятельства, и особенно неожиданный поворот разговора, вновь привлекли сюда охотников посудачить.

— Чудак ты, Шандор! Почему не приобретешь себе готовый дом, как твой сосед Карбули? — сказал кто-то. — По дешевке купил. Вот и ты таким же манером, по его следам…

Этот совет вызвал смех и развеселил всех. Люди вновь ожили, как всегда, когда кто-нибудь делал меткое замечание.

— И верно! Сосед Карбули знай себе записывает перерасход. А не дай бог, помрет старый Секе — все до филлера с родственников потребует. Наверно, целый гроссбух уж исписал, — подкинул хворосту в огонь еще один любитель пошутить. Оживление стало всеобщим.

— Хватит ему писанины еще на один гроссбух, в двух томах придется издавать. Не похоже, чтобы дядюшка Секе готовился сыграть в ящик. Он еще долго протянет…

Историю, приключившуюся с четой Карбули, обсуждали уже множество раз. Иногда даже упрекали их этим, но всегда, так или иначе касаясь в разговоре этого диковинного случая, люди от души смеялись.

Чета Карбули не принадлежала к числу аборигенов Сапожной слободки. Они поселились там всего лет десять — двенадцать назад, купив домик у одного из тамошних бедняков, дядюшки Балинта Секе. Купля эта, однако, произошла не совсем обычно. У Балинта Секе не было детей, и, состарившись, они с женой остались одни-одинешеньки. Старики жили бедно и голодно, всеми забытые и заброшенные. Поскольку дом свой им некому было оставлять в наследство, они подумали-подумали и решили хоть мало-мальски обеспечить себе старость. Среди родственников находились, конечно, желающие стать их опекунами в расчете унаследовать затем дом, но старики не соглашались: слишком много печальных примеров им пришлось наблюдать. Думали они, думали и надумали: надо продать дом кому-нибудь из посторонних, нездешних, но с таким условием, чтобы он обеспечил им и угол, и соответствующие харчи до самой их смерти.

В то время оба старичка казались такими слабыми и дряхлыми, что каждый при виде их подумал бы: «Ну годок еще протянут, от силы — два». Семейство Карбули, по-видимому, тоже рассуждало подобным образом и с жадностью ухватилось за выгодную сделку. Вскоре был заключен и договор, согласно которому Карбули обязались помимо бесплатной квартиры обеспечивать пожилую чету Секе и продуктами — ежегодно давать семь центнеров пшеницы, пять центнеров кукурузы и одного четырехмесячного кабанчика. За это после смерти стариков в собственность Карбули переходило все движимое и недвижимое их имущество, все без остатка, включая и то, которое, не ровен час, они наживут в последние годы жизни.

Все остались довольны, но вот беда: старики на обеспеченных хлебах вскорости оправились, встали на ноги, отъелись, покрылись жирком и отнюдь не обнаруживали желания переселиться к праотцам, будто назло расчетливым Карбули. Проходил год за годом, весна сменялась весною, и скоро получилось так, что Карбули на содержание стариков Секе выплатили больше, чем если бы купили дом по обычной цене, за наличные. Жену Секе, правда, схоронили восемь лет спустя. Умерла она тихо и спокойно, видно радуясь тому, что прожила последние годы своей жизни в сытости и тепле. Что же касается Балинта Секе, то он, отслужив панихиду по своей старушке, продолжал себе жить-поживать, получая сполна все договорные блага. А жители слободки, посмеиваясь в кулак, говорили Карбули, что старичок чудо как крепок и наверняка доживет до ста лет.

Видя подобное «упрямство» со стороны Балинта Секе, Карбули понемногу начали терять терпение и стали обращаться с долгожителем все хуже и хуже. Дело дошло до того, что они отказались выплачивать установленное договором довольствие. Однако старик не дал себя в обиду и, отправившись в село, подал на них в суд. Суд постановил: из-за плохого обращения Балинт Секе может поселиться в другом месте, а Карбули должны ему выплачивать с того момента не только содержание, указанное в договоре, но и арендную плату за дом…

Теперь старый Секе проживал в семье одного из дальних родственников, отдавая хозяевам весь свой доход, а те ухаживали за ним и кормили как нельзя лучше: ведь старик в любой момент мог их покинуть, а он проедал далеко не все, что ему причиталось из пшеницы, кукурузы и свежей свининки. Глава семейства Карбули решил утешиться тем, что стал досконально записывать в бухгалтерскую книгу все, что он выплатил несговорчивому старику, высчитывал, сколько он мог съесть, и надеялся тотчас после его смерти потребовать через суд вернуть ему перерасходованные излишки…

Вот на такой способ приобретения дома и подбивали теперь досужие люди Шандора Бакоша. Он не обижался на шутки и смеялся вместе со всеми.

— Что ж, бумага и карандаш у меня нашлись бы, писать и считать я тоже умею. А вот насчет прочего — хоть шаром покати.

На этом и закончился разговор о строительстве дома Шандора Бакоша. Все, пожалуй, уже и забыли об этом, когда Лайош Фаркаш, заводила всей строительной горе-артели Сапожной слободки, будто бы невзначай, мимоходом спросил Шандора:

— Ну, добрый молодец, и какой же ты хочешь построить дом?

— Небольшой, конечно. Комната да кухня. Была бы крыша над головой. Только своя собственная, от других не зависеть…

— По высоте, значит, аршина три с половиной, не больше… — Лайош Фаркаш начал прикидывать вслух, будто бы уже торговался с заказчиком.

— И то ладно. Лишь бы не набить себе шишек о потолок. Чем ниже, тем лучше тепло держится, — соглашаясь, поддакнул Шандор.

— Велик ли участок?

— Моя усадьба-то? Куда там! Десять на десять…

— Да, на таком плацдарме дворца не построишь.

— Это уж точно.

— Двора и того не выкроишь. Домик да нужник — только что и выйдет. Маловато…

— Купил бы побольше, даже с удовольствием. Только ведь и собака с удовольствием бы мясо съела, если б кто дал…

— Ну-ну, я ведь это не к тому сказал…

Фаркаш замолчал с таким видом, будто высказал все, что думал по этому поводу, и принялся разглядывать носок своего сапога. Казалось, его сейчас больше всего на свете интересовало, откуда вдруг взялось бурое пятно на кончике сапога: «В самом деле, откуда?..» Архитектор-самоучка даже нагнулся и потрогал сапог, словно раздумывая, сколько еще продержится старая потрескавшаяся кожа.

— Послушай, Шандор! — сказал он немного погодя, все еще не разгибаясь. — Хотел я тебе сказать кое-что…

— Говорите, дядюшка Лайош. Послушаю, время есть…

— Ты тут заикнулся насчет стен. Только бы, мол, весной под крышу подвести…

— Было дело. Поскорее стены выложить очень хорошо бы… Чтобы до осени просохли. Не хочется еще одну зиму за чужой дверью от холода прятаться. Надоело…

— Что ж, можно и подсобить, дело нужное.