Филип Хеншер - Дружелюбные

– Кровь! Кровь! Жизненная сила! – вскричала Саманта и отпустила плечи Аиши.

Она поднялась, и ей показалось, что дверь спальни Саманты за ее спиной закрылась. Саманта сжимала ее палец, и капли крови стекали в маленькую фарфоровую пиалу, которую подставила Кэти. Аиша с удовольствием отметила, что Кэти и Элисон смотрят на Саманту с искренней неприязнью.

– Руки убери! – рявкнула Аиша, сунув палец в рот. – Еще раз…

– А теперь… – нараспев произнесла Саманта, не обращая на нее внимания и с нарочитым ликованием сгорбившись над бело-синей пиалой с капельками крови. – Теперь начинается настоящее колдовство. Призываю мои силы. Придите! Придите!

Все закончилось. Ближайшие полчаса Саманта Моттишхед помавала в воздухе руками, что-то односложно бормоча. И исполняла что-то вроде танца собственного изобретения: нерешительные движения и песенки.

– Пантомима в благодарность Солнцу, но смысл в том, что Ночь лучше, – пояснила она. В конце концов она произнесла заклинание, возвысившись над другими единственным доступным ей способом: забравшись на свою кровать, застеленную пуховым одеялом с рисунком в виде радуги, и поднеся к губам пиалу с кровью Аиши. Аиша недоверчиво смотрела, как она в самом деле пьет ее кровь. Палец пришлось сосать. Пусть эта Саманта даст ей хоть пластырь, что ли. Она могла уйти, но решила, что, если будет стоять со сложенными на груди руками, получится даже действеннее.

– Так что же это за заклинание, Сэм? – спросила Элисон, когда та рухнула на кровать.

И правда: этого она не объяснила.

– Это проклятие смерти, – ответила Саманта, поднимаясь. – Самое сильное из моих заклинаний, для тех, кто посягнет на людей, которых ведьма любит, или на ее прислужников.

– Ты…

– Да! – Саманта подняла грязную ладонь и ухватила себя за горло. – Теперь я ведьма, Белая колдунья, и использую силу во имя добра и против зла.

Аиша промолчала. Она уйдет с остальными, но не в школу, а прямо домой. Если она сразу нырнет в раздевалку, то найдет на крючке вчерашнюю одежду.

Близнецы на удивление хорошо себя вели во время долгого перелета в Дакку. У стюардессы нашлись цветные карандаши и книжка-раскраска, а еще журнальчик с играми. А еще можно было смотреть в иллюминатор, и они послушно сменяли друг друга у мамы на коленях, хотя уже слишком выросли для этого. А сколько всего интересного принесли на подносе на ужин: квадратики масла, завернутые в фольгу, соль и перец в запечатанных бумажных фунтиках! После ужина тетя Бина рассказала им сказку, а добрый дядя Тинку пересел, чтобы они могли расположиться по обеим сторонам от нее. Мама тайком успела сунуть в ручную кладь мистера Кролика и медведя Дупстопа. (Повезло: тотемные зверюшки как раз на прошлой неделе побывали в стиральной машине – Раджа пытался накормить своего плюшевого мишку, которого назвал Дупстопом, сыром из тюбика, после чего игрушка странно выглядела и пахла.) Шариф велел ей не показывать их до сна: это лишь взволнует сыновей. Он решил, что, когда близнецы уснут, он осторожно подсадит к каждому его зверя: к Омиту – мистера Кролика, а к Радже – плюшевого мишку, чтобы им не так страшно было просыпаться в странной железной трубе, несущейся на восток.

Да и сам Шариф не отказался бы от чего-нибудь подобного. Был когда-то и у него личный тотемный зверь, маленький бурый мишка по имени Сахарок, – но после всех войн он, должно быть, лежит в чайном сундуке в чьем-нибудь подвале. Он занялся подготовкой: купил билеты для всех, включая Тинку и Бину, потом смирился с внезапным решением Назии взять с собой и мальчиков. Но теперь все они погрузились в самолет, и начался долгий-долгий день бездействия. Когда подошла стюардесса, он попросил только стакан воды, зная, что потом пожалеет об этом. В толпе Хитроу, на один ужасный миг, он решил, что видел их , но мужчина обернулся – и оказался вовсе не Мафузом.

Их имена – Мафуза и Садии – не произносились вслух. Десять лет назад, когда умер отец, им сообщили. Но не получили ответа. Все-все утверждали, что Мафуз улетел в Лондон и носу не покажет в Бангладеш, иначе не успеет доехать до дома – его тут же схватят и отправят в тюрьму. Потому-то, должно быть, в семьдесят пятом ни он, ни Садия так и не появились на похоронах отца. Однако Шарифу было ясно: в Бангладеш все очень поменялось. Друг Бенгальцев убит, он обещал, что бесправные обретут права; и теперь – ни свободы, ни выборов, а во главе государства стоит генерал, который примет Мафуза и ему подобных с распростертыми объятиями. Сидя на месте 12F под колпачком лампы для чтения, Шариф мрачно размышлял над этим, пока его родные спали.

И вот наконец они на месте. Выстроились в очередь у стойки паспортного контроля: Бина держит за руку Раджу, Назия – Омита, и в толпе в зале ожидания слушают, как он отвечает на множество вопросов, уважительно реагирует на «салам» офицера и его осторожное, но жесткое «сочувствую» после того, как озвучена цель прилета. Грязный зал, тусклое освещение – точно все вокруг затянуло бурой пленкой. Усиленный громкоговорителем голос исказился и затрещал, а потом и вовсе затих. Ветхое здание аэропорта впускало в себя запах влажной земли, точно он заползал в невидимые трещины. Шарифу, Бине и Назие запах был знаком, а Раджа даже зажал нос. Его брат-близнец решил, что это очень забавно, и повторил жест; запах был не то чтобы неприятный – скорее, непривычный. Шариф увидел грязную кайму на манжетах сотрудника паспортного контроля и едва сдержался, чтобы не отстраниться.

Принесли багаж и принялись его обыскивать. В небольшие чемоданы упаковали главным образом белые траурные одежды. Конфисковали книгу, которую привез Тинку. Ничего опасного, дурацкий бульварный романчик, однако на обложке красовалась девица в купальнике и с пистолетом. Внимание служащих привлекли туалетные принадлежности обеих взрослых женщин и Аиши: в какой-то момент Тинку уже был готов сердито выступить вперед, однако Шариф удержал его. Не следует мешать этим людям – встречай их с радостным, улыбающимся лицом и слушайся. Наблюдая, как они роются грязными руками в белых сари его жены, Шариф поклялся не уезжать без младшей сестры, Долли. Она такого не заслуживает.

Наконец все семеро высыпали из аэропорта в раскаленную Дакку. Им потребовалось два такси; Тинку с Биной забрали Аишу с собой, чтобы родители могли сосредоточиться на близнецах. Мудрое решение: через полчаса дорожное движение, и без того медленное и неторопливое, окончательно застопорилось. Воздух пропитался черным дымом выхлопов. Шарифу пришлось закрыть окна, когда оказалось, что выхлопные трубы автобуса, осыпающегося струпьями краски и зияющего ржавыми проплешинами, направлены прямо на их машину.