Филип Хеншер - Дружелюбные

Энрико рассказал.

– А, ясно. – Голос однокурсника звучал не особенно заинтересованно. – Ты не изменился, значит. Я тут заметил еще кое-кого из наших. Себе на уме девочка, иначе не скажешь.

Впоследствии Энрико задал себе вопрос и понял: совесть его чиста. Знай он с самого начала, что там будет Аиша Шарифулла, – не приехал бы. И как он проглядел ее имя в списке выступающих? На ней были ярко-красное пальто, короткое серое платье и грубые ботинки, какие любят носить студенты, – черные, на толстой подошве, точно игрушечные строительные бутсы. Она без удивления окинула взглядом обоих.

– Я видела вас в списке. Странно. Билл Аль-Мактум велел мне прийти сюда и тезисно рассказать о своей работе. А вы тут с чем?

– Я без доклада, – ответил офицер, а Энрико принялся рассказывать о своей.

– Звучит здорово, – сказала Аиша. – Я сегодня утром выступаю. И не приходила бы: вы же и так все про мою работу знаете.

Энрико проводил ее глазами. Ее работу он знал: задаст уничтожающий вопрос, и пусть все эти мыслители сидят и слушают. Ничего особенного: одни ссылки на конкретные судебные иски, сплошь Камбоджа против Бангладеш против Афганистана против ЮАР: все в свете новоиспеченной концепции «Военные преступления» и еще одной, «Примирение». Она говорила о людях, расстрелявших других людей: звала всех по имени, не обращая внимания на историческую необходимость, а ведь она поважнее, чем пара случайных жертв. В ее диссертации не было ни малейшего осознания классов, как и того, что национальные государства могут различаться по соперничающим и антагонистическим классам. Ну и вечные примеры из Бангладеш, откуда она родом, – слишком уж велика ее личная вовлеченность. Немудрено, что англичане со своей любовью к знакомым людям и историям оценили такой подход.

– Аиша – славная девушка, – сказал офицер. – Вы же вроде в свое время встречались?

– Ну, не то чтобы, – ответил Энрико. И принялся закатывать рукава старого свитера.

Как ни странно, на конференции была и девушка, с которой Аиша училась в старших классах. Она исследовала миграционное законодательство в Манчестерском университете. В отличие от Аиши, Джули работала, и фирма дала ей двухдневный отпуск для участия в конференции. Сюда она приехала на поезде, но, поскольку возвращаться ей предстояло в Шеффилд, с благодарностью приняла предложение Аиши подвезти ее в новой красной «фиесте». Почти всю дорогу – совершенно точно до заправки на Лестер-Форест-Ист, где они съели по отвратительному сэндвичу, – они смеялись над бедолагой Энрико. Прежде Джули ни разу с ним не встречалась, и, честно говоря, ей не верилось, что Аише мог понравиться кто-то в этом роде. Та сказала, что разочаровалась в нем после уик-энда в их доме.

– А не после полученной оценки, – заметила Джули.

На конференции в то второе утро Аиша прослушала содержание работы, которую знала в подробностях: она повторялась за чашкой кофе в кембриджских кафе, на семинарах, где Энрико вечно перетягивал одеяло на себя, в его комнате поздно вечером… Вопросов не задавали. Энрико, вероятнее всего, списал это на всеобщее потрясение, а не на то, что люди отворачиваются, чтобы не пялиться на катастрофу.

– В следующий раз, прежде чем сходить с мужчиной на ужин, я почитаю его научные работы, – сказала Аиша. – Впрочем, хватит с меня мужчин в обозримом будущем.

– Разумно, – одобрила Джули. – Я пожала ему руку. Она была влажной – вот прямо влажной, даже не слегка сыроватой. Куда ты смотрела-то?

– Нравился мне когда-то один итальянский синьор. Отчего-то думала, что все итальянцы хоть в чем-то, да такие.

– А, ну бывает, – ответила Джули. – И чем же ты теперь займешься?

– А вот не знаю, – призналась Аиша. – Не ожидала, что мою диссертацию так хорошо воспримут.

– Блестящая защита, – сказала верная Джули. – У меня аж мурашки поползли.

– Да мне тут нашли стажировку. Папин друг устроил, нужен был человек на замену. Видимо, кому-то пришлось оставить пост, и он позвонил в нужный день. В штаб-квартире ООН, в Женеве. Я раньше тоже там стажировалась, до докторантуры. Ну и вот теперь. А куда дальше – не знаю.

– Ну, мы тебя не возьмем. Ты слишком хороша для нас.

Но через пятнадцать минут выяснилось, что Джули едет в Шеффилд ради клиента своей фирмы – на общественных началах. Нелегальные иммигранты, живущие скопом по двадцать человек в доме и перебивающиеся случайными заработками на стройке. Она собиралась съездить к ним, разобраться и попробовать хоть как-то обустроить.

– Думаю, я поеду с тобой, – сказала Аиша. – Я кое-что понимаю по этой части.

– В каком смысле понимаешь?

– Мы тоже иммигранты. Я знаю, каково это.

– Это ты-то иммигрант? – удивилась Джули. – С чего бы? Ты же лучшая студентка курса.

– Мама и папа – из Бангладеш, я выросла там и приехала в Англию в семьдесят шестом. Всего пятнадцать лет назад. Чем же я не иммигрант?

– Твой папа был приглашен на должность преподавателя инженерного дела, – возразила Джули. – А мы говорим совсем о других людях.

Тем не менее она согласилась взять Аишу с собой. Джули пришло в голову, что, может, кто-то из этих людей тоже из Бангладеш, и если вдруг возникнет языковой барьер, та постарается перевести. Проще всего, сказала Джули, сразу заехать к ее клиентам, в Бернгрив. А то она позвонила маме и пообещала, что сегодня зайдет к ней.

Где находится этот Бернгрив, Аиша представляла весьма смутно. В этом районе она не бывала дальше магистрали Уикер, и когда Джули попросила ее свернуть с обычного маршрута по шоссе, не доезжая до центра, ее это потрясло. По пути следования обнаружился ряд магазинов с заколоченными или же защищенными колючей проволокой витринами, букмекерских контор и мрачных сырых пабов. Свернув с главной дороги там, где указала Джули, они обнаружили толпу детишек, пытавшихся забраться на знак «кирпич»: одного, обхватившего руками столб, подсаживали остальные. У обочины стояли автомобили, кое-где встречались и дома с ухоженным палисадником. Джули велела остановиться у номера семьдесят шесть. Занавески, которыми было затянуто окно, выходившее на улицу, провисали, а в палисаднике много недель копился мусор.

– Кое-кто там спит. Они либо спят, либо работают. Наш клиент ждет меня, во всяком случае он так сказал: работает в ночные смены. Так они и живут по шестнадцать человек на одну комнату: кроватей шесть, ну, иногда восемь: одни спят сейчас, другие – когда те уходят на работу, еще пара-тройка временно безработных – когда появится возможность. Бог знает, где они стирают постельное белье. Или моются сами.

Человек, открывший дверь, явно только что проснулся: волосы его были всклокочены, на открытом лице застыло ошеломленное выражение, точно его разбудили ото сна о другом месте, где теплее, зеленее и не так людно. От него – или же откуда-то позади него – потянуло беспокойным сном восемнадцати человек после тяжелого труда. Он, ожидая, когда они заговорят, осмотрел сначала Джули, а потом Аишу. Молодой, не больше двадцати.