Филип Хеншер - Дружелюбные

В августе он дважды виделся с доктором Салапаротти, научным руководителем его магистерской диссертации. Один раз – на званом ужине у своей тетушки в загородном домике в горах, а второй – у киоска с мороженым в центре Катании. Доктор ел дынный шербет, а сам Энрико – два шарика шоколадно-малинового (оригинальное сочетание). От вкусовых пристрастий разговор переместился на то, что его работа тоже весьма оригинальна и примечательна, а будучи проработанной детально, что предполагает формат докторской диссертации, станет еще лучше. Он, Салапаротти, очень надеется, что в свое время сицилийский университет получит доктора наук из Кембриджа. На это Энрико промолчал: он думал, что судьбой ему уготовано иное.

В конце августа Энрико получил по почте результат.

И позвонил своему кембриджскому научному руководителю, доктору Аль-Мактуму, – в день, который тот согласился уделить обсуждению работы соискателя и объяснить оценку. Звонил он из кабинета доктора Салапаротти на юридическом факультете: большой комнаты с высокими потолками, на которых, жужжа, висели электровентиляторы. Окно выходило на красивый ренессансный дворик, где кучковались новоиспеченные студенты. Доктор Салапаротти сидел на краешке стола и смотрел с отвращением, приподняв уголок рта; отвращение было вызвано узколобостью светил Кембриджа, враждебно настроенных против изначального применения классических постулатов марксизма. Высоким и неровным, как у женщины, голосом доктор Аль-Мактум довел до сведения Энрико, что в своей работе он использует исторически необоснованную модель, неприменимую в условиях реального мира. К тому же многие из замечаний делались в процессе работы, во время каждой консультации по теме, и очевидно, что он не принял к сведению ни эти замечания, ни, без сомнения, то, что мировые события 1989 года означали для анализа с точки зрения марксизма. А значит, его поступление в докторантуру Кембриджа невозможно.

– Тогда каковы же возможности развития для меня? – спросил Энрико.

– Можете попытаться найти работу вне университетской науки, ну, или, во всяком случае, не в сфере международных отношений, – ответил Аль-Мактум. – Думаю, в какой-нибудь местной администрации – на должности, не связанной с выписыванием директив.

Когда он положил трубку, доктор Салапаротти молча вручил ему письмо. В нем сообщали, что в конце октября в Лондоне состоится конференция на тему «Новая Европа „после коммунизма“», и предлагали потенциальным участникам – специалистам в области международных отношений – присылать свои работы.

Энрико понял, что нельзя и помыслить о лучшей возможности познакомить важное ученое сообщество с его гениальными идеями и поискать желающих пригласить его защищать докторскую. И отправил заявку и синопсис работы, подписавшись, по наущению доктора Салапаротти и с его разрешения, научным сотрудником Университета Катании.

Конференция должна была проходить на факультете гуманитарных наук Ислингтонского политехнического колледжа. В сопроводительном письме подчеркивалось, что от ислингтонского метро до кампуса не то чтобы легко дойти пешком, поэтому тем, кто будет искать жилье самостоятельно, лучше найти номер с завтраком где-нибудь в районе станций Чигвелл, Тейдон-Буа или Вудфорд. Энрико предпочел кампус. Квадратные, продуваемые всеми ветрами здания – либо с фасадом из стекла и проржавевшего металла, либо добротные, казарменного вида, захваченные в плен граффити. Вокруг, радуя глаз, росла трава; временами встречались островки деревьев и чахлые клумбы. Его комната оказалась в здании с застекленным фасадом; в ней явственно слышался свист ветра (он слишком поздно обнаружил трещину в оконном стекле). И всю ночь он продрожал на узком сыром матраце.

В девять тридцать в одной из казарм начиналась регистрация. Оглядев столовую, Энрико не нашел среди завтракающих ни одного знакомого лица. Эти люди вообще не походили на ученых – скорее, на преуспевающих бизнесменов, судя по шумной беседе, явно давно знакомых. Как только регистрация началась, он подался вперед с портфелем бумаг и тетрадей. Красивая, хорошо одетая женщина, сухопарая, как это заведено у англичанок, усевшись за письменный стол, извлекала из сумки какие-то папки. Пахло жареным луком. Этот запах, который Энрике почуял еще в своей комнате, в равной степени ощущался в столовой и во всем здании факультета гуманитарных наук.

– Ну вот, – сказала женщина. – Придержите коней на пару минут, и я буду готова.

Зачем придерживать коней, Энрико не понял, но предположил, что скоро она сможет им заняться.

– Так, вот и вы. Так. Кто вы и где мой список. Ага, вот он. Как добрались?

До конференции оставался еще час, и Энрико присел на скамью под доской объявлений. Женщина возилась с бумажками, бормоча, точно Энрико ушел восвояси. Время от времени она злобно смотрела на него поверх папок. Он пялился в программу, которую уже видел, и читал список участников, который был ему в новинку. Из Кембриджа – лишь один человек, и Энрико не мог припомнить, знает ли его. Он надеялся, что доктор Аль-Мактум тоже будет. Не то чтобы Энрико верил, что после доклада тот передумает и пригласит его защищаться. Однако надеялся, что бывший научный руководитель хотя бы оценит реакцию публики: то, с каким одобрением все будут внимать выступающему и как бросятся задавать ему интересные, глубокие вопросы потом.

Постепенно, наплывами, стали прибывать прочие участники. Со второй прибывшей, растрепанной женщиной в зеленом шерстяном платье, администратор перебрасывалась шутками и на что-то ей жаловалась. К остальным, не без удовольствия заметил Энрико, она относилась так же небрежно и неотзывчиво, как к нему. Джентльмен из Александрийского университета попытался заговорить с Энрико. Бывший однокурсник по Кембриджу, отставной армейский офицер средних лет, присел рядом с ним на скамейку.

– Будешь выступать? – спросил он.

– Да, днем, – презрительно ответил Энрико.

Ходить на конференции – и не читать программу? Идиот какой-то.

– Я сдал лучше, чем думал, – продолжал тот. – На экзаменах. Думал, просто наскребут на «зачет», но вышло даже больше. Обалдеть.

– Поздравляю, – сказал Энрико.

– Дело-то в чем, – продолжал тот. – Я поступил, чтобы получить годичный отпуск. Шеф хотел меня сплавить. Я работаю в Сити, помнишь? В торговом банке.

– Я думал…

– Ушел из армии сто лет назад. – Уже привык к расспросам, наверное. На семинарах каждое замечание он начинал со слов «А вот в армии» и даже на лекциях, подняв руку, возражал точно так же. – Оле Адетокумбо, ну, начальник мой, – он же мне этот отпуск и придумал. Убрать старикана с глаз долой, решил я, а потом предложить увольнение. Как оказалось, я не так уж ошибся. Не буду вам надоедать. Просто развлекусь немного, а потом вернусь и предъявлю иск. Увы, мне выступать не с чем. Не подготовился. Но, думаю, смогу сказать что-нибудь дельное с места. Про что у тебя?