Филип Хеншер - Дружелюбные

– Чушь! Омит ничуть не обиделся. И, кстати, о грубости…

– Ну, не знаю, – Томас старался говорить быстро. – У бедного деда день рождения, а организацией занимаются соседи-азиаты. И они приглашают всех своих родственников и знакомых. Вот кто такая Рекха? Понятия не имею. Как, по-твоему, воспримет все это бедный дед?

– «Бедный дед» с нетерпением ждет праздника, за который не надо платить, – не дала ему договорить мать. – Поверь мне на слово. А Раджа и Омит такие славные и добрые! Уж не знаю, с чего ты так груб. Кстати, Рекха – очаровательная дама. Так ты волнуешься за дедушку? Мы видимся с ним раз в год, и я вот уже не помню, когда ты хотя бы подумал о том, чтобы к нему съездить. Если бы не Шариф и его семья, он остался бы в одиночестве. Пожалуй, они – лучшее, что с ним случилось. Я бы не вынесла, если бы папа переехал в бывший каретный сарай.

– Каретные сараи нынче уходят почти за семьсот пятьдесят тысяч, – возразил Томас. – Мы той весной один продали.

– Ну, за наш мы будем держаться, – сказала его мать. – Давай признаем: больше у нас совсем ничего нет. Не думаю, что тебе стоит рассчитывать на сколько-нибудь серьезное наследство. Ну, продайте Гверчино и поделите выручку на всех. Правда, не уверена, что это подлинник, к тому же он мало кому нравится. Мы не планируем съезжать, но этот дом – наш вклад в пенсию. Если нам придется переехать в коттедж на два хозяина и жить на разницу – значит, так тому и быть.

– Что ж… – Томас твердо вознамерился сказать самую большую гадость из возможных. – Остается надеяться, что обвала рынка недвижимости не произойдет. Ведь тогда вам сильно не повезет, правда?

– Заткнись, гаденыш! – зашипела Блоссом. – Мое терпение лопнуло!

Почти все время, что Лео был женат на Рубилинн, он старался по-особенному отпраздновать ее день рождения. В самом деле, лишь во время свадебной церемонии, увидев, как она аккуратно заполняет графу с датой рождения, он сообразил, что не знает, когда она родилась, – как и не знает где и не знает имен ее родителей. Каждое слово, написанное ею, выглядело аккуратно, поразительно достоверно и удивительно. Догадка про Тайвань подтвердилась. Но для Лео стало открытием, что день рождения у нее был всего месяц назад. Он промолчал. Лишь увидев, как новобрачная аккуратно фиксирует на бумаге подробности своей жизни, он понял, что рискнул жениться на абсолютно чужой женщине, которую, как довольно быстро покажет опыт, совсем не знает. Запомнил дату и решил устроить что-нибудь особенное.

В самом начале он несколько раз прокололся, но мюзиклы с танцами – вот что Рубилинн нравилось по-настоящему. И Лео их тоже любил. Обычная пьеса, хотя и с участием звезды сериала «Друзья», имела куда меньший успех, хотя сам сериал Рубилинн любила и радостно захлопала в ладоши, увидев, как «Росс» оказался на сцене всего в нескольких десятках метров от их кресел. Хваленая постановка «Весело уходим мы» Стивена Сондхайма (без танцев), как он заметил, ее не особенно впечатлила. После она вежливо и покорно поблагодарила. Ей не понравилось – да и ему тоже. Пару лет он считал, что какой-нибудь старожил Вест-Энда больше придется ей по вкусу. Когда он подарил Рубилинн «Чикаго», спектакль шел уже десять лет и порядком выдохся: у постаревших танцовщиц раздобрели бока. После чего Лео собрался и стал лучше стараться. Прошлогодняя «Цыганка» с Имельдой Стонтон, решил он, имела куда больший успех: трогательный мюзикл, местами смешной, с отличными песнями и танцевальными номерами. Кажется, она едва ли не больше всего пришлась по душе его жене. В этом году он колебался: новый диснеевский «Аладдин», красочный, бесхитростный и совершенно точно интересный – или же «взрослая» «Смешная девчонка», которая шла в том же симпатичном театре, что и «Цыганка». Оттуда рукой подать до «Савой гриля», где они до этого ужинали. Именно так, по представлениям Рубилинн, а значит, и Лео, должен выглядеть первоклассный ресторан. Он подслушал, как она рассказывает об этом Сэнди много дней спустя, вспоминая все: от нарядных сложенных салфеток до крохотных чашечек вкуснейшего кофе пару часов спустя. В конце концов, раз в год можно потратить четыреста фунтов на выход в свет. Этого вечера ждали, о нем вспоминали – порой спустя годы. Он любил жену.

В тот вечер он сидел наверху перед стареньким компьютером и думал о любви. Он уже намеревался оплатить два билета на «Смешную девчонку» в день рождения Рубилинн, приходившийся на субботу. Сначала сайт сообщил, что удержит отложенные билеты на полчаса, а теперь – что от них осталось две минуты. Лео медлил. Видимо, у Рубилинн были причины согласиться выйти за него замуж: не доводы рассудка и здравого смысла, но чувства, к тому же, кажется, разделенные. Он подумывал о том, чтобы жениться на доброй, разумной девушке, стать ей поддержкой и опорой; да и обрести нового себя – понеся наконец заслуженное наказание. Но вышло так, что именно Рубилинн пришлось платить за его намерение искупить отцовский брак. Она-то не заслужила мужа, которому приходится всякий раз напоминать себе, что он ее любит. По правде говоря, теперь, спустя четырнадцать лет, любовь удобно расположилась в уголке, который освободился путем многократного самоубеждения – как собака, которая каждую ночь возвращается на примятую лежанку в траве; ее же чувства – почтение, уважение и понимание того, что было бы, не женись он, – остались неизменны. И он снова напомнил себе: я люблю жену, и, в конце концов, браки заключаются не в серебристых чертогах, отделанных в стиле ар-деко, пока певичка, прочистив горло, за гонорар играет в песне любовь.

Иногда – не слишком часто – Лео вспоминал, что уже был женат и что у него есть сын, за которым он наблюдал так же, как теперь за Сэнди. Но тогда все было иначе. Кажется, он был помешан на сексе и почти все время пьян. И эти времена уже точно не вернутся. С последней женщиной, с которой имел дело, не будучи на ней женат, он переспал всего однажды – а потом встретил ту, которая стала его женой. Где-то в огромном мире обитал еще один его сын и ни сном ни духом не подозревал, что у него есть брат.

Время ожидания истекло. Требовалось снова авторизоваться и посмотреть, есть ли доступные билеты. Внизу уютно догорало тепло старого доброго семейного ужина. Жареная курица и изысканный салат из манго, левантийского козьего сыра и гороховых побегов, подсмотренный им у Найджела Слейтера в воскресном выпуске «Обзервера»; Сэнди он тоже понравился – забавно скрипел на зубах; но больше всего сын оценил попытку элегантной сервировки и шик настоящей «холодной закуски», как в кафе; серьезный, утонченный мальчик, он мог часами раскладывать вещи до тех пор, пока зрелище его не устроит, он ходил бы в школу в галстуке-бабочке, если бы ему позволили, а волосы его всегда блестели и вкусно пахли. Рубилинн же больше всего предвкушала то-самое-угощение: остро пахнущий тофу, за которым Лео специально ездил на Джерард-стрит, лежал, нарезанный, на блюдце. Они так и не решили, в какой части трапезы его есть, но в конце концов уговорились считать его чем-то вроде сырной тарелки. Сыр и макаруни с тремя необычными вкусами для Сэнди и одно – кофе и черный перец – для Рубилинн; чтобы у семейного ужина был настоящий десерт. Того самого ужина, который он обещал. Кто теперь усомнится, что он – прекрасный, заботливый муж и отец, который никогда не бросит общаться с сыном и не скажет умирающей жене, что собрался разводиться?