Филип Хеншер - Дружелюбные

Какое-то время о Садие ничего не было слышно. С тех пор как Рафик слушал на ипподроме пламенную речь лидера борьбы за независимость, в городе стало неспокойно. Но двадцать третьего марта, спустя две недели после переезда профессора Анисула в дом отца Шарифа, Садия вдруг прислала открытку, сообщая, что вечером заглянет в гости с мужем.

Она всегда отличалась от других детей. От Шарифа и тем более от Рафика. Она не спорила и не возражала; опустив глаза, делала, что велели. Мать, хотя и находила это удобным, чувствовала себя не в своей тарелке: куда легче ей было со старшим – заигравшись в саду, он частенько не слышал, как его зовут на помощь, да и с младшим, который не подчинялся старшим и топал ногами с тех пор, как научился ходить. Мать не верила, что дочь такая от природы. Младенцем она плакала и сучила кулачками точно так же, как любой ребенок. Ее беспрекословное послушание казалось продуманным. Выглядело оно малоубедительно: с лица Садии не сходила милая улыбка, однако частенько она поджимала губы, вероятно пряча глубоко внутри подавленный гнев. Религия, конечно, много значила для всех, но Садия соблюдала ритуалы очень уж рьяно: со стороны это смотрелось так, будто неподходящая актриса старается сыграть неудачную роль. Мать пыталась ласково увещевать дочь. В конце концов, женщине очень важно иметь образование. Садие хорошо даются математика и физика, так, может, лучше выучиться и работать в лаборатории, а не идти замуж за деревенского муллу? Все дело в возрасте, сказал отец матери, когда они говорили о Садие с глазу на глаз. С девочками в ее годы такое случается.

Однако та не уступала и, закончив школу, попросила родителей найти ей мужа. В университет она не собиралась. Мать всегда вспоминала этот миг так, точно ей дали пощечину: они сидели в гостиной, и светившее в окна солнце озаряло круглое лицо ее дочери и шарф, повязанный на ее голове. Обычно, если детям случалось просить невозможного, мать говорила: «Посмотрим» или «Я должна посоветоваться с отцом», но на это она лишь сказала: «Нет. Невозможно». Потребовалось полгода и несколько визитов одной из теток Садии, чтобы убедить мать выслушать дочь. Понимая, что решение племянницы твердо, тетка постаралась донести до ее матери, что если поиском мужа по просьбе Садии займутся они сами, то, скорее всего, девушка не попадет в ортодоксальную семью с очень уж жестким укладом. В конце концов матери пришлось уступить. Она сообщила отцу и терпеливо выдержала поочередно потрясение, отвращение и гнев. Через три месяца оба смирились с неизбежным. Садие было всего восемнадцать, когда к ним прибыли с церемонным визитом семейный врач, знакомый отца, и его друг, который торговал медикаментами и держал аптеку. Отец предпочел бы доктора, но именно аптекарь привел с собой старшего сына, которого звали Мафуз.

Сегодня вечером Мафуз и Садия приходят на ужин. Весьма неожиданно. Накануне на улицах несколько раз случались стычки со стрельбой. Мать заметила, что с нескольких соседних домов убрали флаг Бангладеш, который красовался еще недавно; вид у зданий сделался голый, печальный и одинокий, будто здесь недавно был праздник, но теперь все украшения убрали. Сегодня утром она поднялась на крышу и сняла оттуда собственный флаг. Еще придет его время.

Когда Мафуз и Садия пришли, оказалось, что в доме избегают разговоров на кое-какие важные темы. Они беседовали о несчастной сестре профессора Анисула, о беременности сестры Мафуза; о чудесной рыбе, которую готовила на ужин мать. Профессор Анисул пустился в пространное разъяснение трудностей возведения мостов через Падму [53] Участок реки Ганг от впадения основного рукава Брахмапутры. . Мафуз прилежно участвовал в обсуждении, время от времени подавая обдуманные реплики. Если передавать эстафетную палочку беседы друг другу, можно не ссориться с Садией и ее мужем. Дети наблюдали за происходящим, скучая: говорили тихо, все знали всех; и если Бина и хвасталась благовоспитанностью, помогая расставлять тарелки и улыбаясь направо и налево, то Долли просто из вредности хмурилась, болтала ногами и пряталась под стол, пока не получила нагоняй.

Вечер подошел к концу. Отец проводил старшую дочь с мужем и помог им нанять рикшу, точно они стали самыми важными гостями в этих стенах.

– Ваш зять – разумный молодой человек, – сказал матери профессор Анисул. – Не припомню, чтобы встречал его раньше. Мы говорили о новых способах увеличения пропускной способности дорог. Где мы окажемся, если не сможем переправлять грузы из одной части страны в другую, – хоть будучи половиной государства, хоть целым?

– Они не знают о том, что скоро начнется, – отозвался из глубины гостиной Рафик. – Иначе бы не пришли.

– Может, ничего еще и не начнется, – возразил Шариф.

– Уже много недель из Западного Пакистана летят самолеты, полные солдат и муфтиев. А восточнопакистанские полки` отправлены на маневры в глубь страны. Зачем? Затем, что они опасаются, что тамошние не станут повиноваться приказам стрелять в бенгальцев. На их места заступают пакистанские офицеры. Все вот-вот начнется.

– Мать убрала флаг, – сказал Шариф.

– Правда? Мам, ты это сделала? Ну, он должен быть вывешен, но…

– Вообще-то есть Бина и Долли, – заявила Назия. – «Умереть за флаг» звучит красиво, но я не думаю, что стоит решать за Долли, согласна ли она это сделать.

– Я уверен, Долли согласится отдать жизнь за родину, – сказал Рафик. – Нет, я понимаю, правда-правда. Ни Садия, ни Мафуз не знают, когда начнется, – как, собственно, и мы.

– Друг Бенгальцев… – Широким наигранным жестом Назия потянулась за маленькой Аишей и усадила ее на колени. Та уже начинала дремать и в знак протеста сонно засучила кулачками у лица. Мать несколько раз поцеловала ее в макушку.

– Завтра я пойду по делам, – сказал Рафик. – Но не советую вам выходить на улицу. Да, и не пускайте Шарифа в университет. Там, по всей вероятности, никого не будет.

– Мои студенты! – воскликнул профессор Анисул, услышав эти слова. – Образование – самое главное в жизни.

Отец указал на него пальцем. Он всегда делал так, когда хотел сказать что-нибудь важное.

Еще при дедушке все любили переместиться в гостиную после ужина и продолжать разговор. На полчаса прибегали дети; а потом приходила пора укладываться в постель. Если были гости, Шариф и Назия оставались подольше. Когда Садия была моложе, ее частенько просили почитать вслух – а теперь иногда это делала Бина, реже Долли. Садия читала журнал «Сандеш» – ее любимым автором была Лила Маджумдар, – и по традиции чтения продолжались, пока девочки не отправлялись спать. Теперь-то журнал запретили власти, но семье Шарифа его присылала из Калькутты подруга матери. Год или два «Сандеш» публиковал детективные рассказы о гениальном сыщике по имени Фелуда: они нравились даже отцу. Их писал племянник Лилы Маджумдар – во всяком случае, так утверждала подруга матери, – и порой даже отец и профессор Анисул качали головой и грустно улыбались, узнав о хитроумной разгадке. Только Фелуда мог подметить ту или иную деталь, о чем он позже рассказывал собственному племяннику, Топше. И тебе оставалось только дивиться, почему никто, даже Топше, умудрился не обратить внимания на улику, которая все время красовалась на виду, точно револьвер на полированном письменном столе в библиотеке.