Анатолий Афанасьев - Искушение

— За что?! — кричала Настя на врача.

Длинный человек в белом халате не пытался их успокаивать, растерянно суетился со шприцем. Он уже сто раз требовал отправить девочку в больницу, сделать какую-то пункцию.

— Нет! — кричала Настя. — Никогда! Слышите?!

Больше всего она боялась, что в больнице ее оттолкнут, отстранят от девочки, спрячут Наденьку в палату и начнут что-то с ней делать, мучить, истязать, прокалывать иглами пылающее жаром тельце!

В какой-то момент, спустя сколько-то часов, а может, и дней — кто знает? — Наденька затихла, успокоилась, дыхание ее выровнялось. Мать следила за ее вытянувшимся, сизым личиком и чувствовала, как остатки собственной жизни по капельке вытекают из нее. «Слава богу! — подумала она с облегчением. — Сейчас я сама умру!»

Наденька открыла ясные глазки и прошептала:

— Какой противный сон мне снился, мамочка!

Павел, качаясь, отошел к окну и уткнулся лбом в стекло.

— Папа плачет? — в недоумении спросила Наденька. — Почему? Я опоздала на уроки?.. Сейчас я встану, папочка. Не плачь.

Она выздоровела…

Давно потеряла Анастасия Ивановна четкое представление о том, кто у них с дочерью главнее, кто кого слушается, кто кому дает советы. Давно знала: ничто так не властно над ней, как слово и желание дочери. Это рабство, в которое она сама себя погрузила и которое никак ее не возмущало и не смущало, — оно одно давало ей мужество спокойно переносить пустую череду дней, мелких событий, скучных разговоров.

— Даже не верится, — сказала Наденька, рассеянно взглядывая на кавалера и сладко причмокнув.

— Во что не верится?

— Что люди летали на луну. Неужели летали? Вот ты сам можешь в это поверить?

— Смеешься? Как же не верить, если они там были. Снимки опубликованы, камней навезли.

— Ах, вот как, — сказала Наденька. — Вот, значит, как. А откуда ты знаешь, что эти камни с луны, а не из ближайшего леса?

— Хочешь меня разыграть, что ли?

— Хочу завести с тобой интеллектуальную беседу. Потому что ты уже пять минут смотришь неотрывно мне в рот. Тебе жалко мороженого? Не бойся, я сама расплачусь.

Парень не психанул, как она рассчитывала, усмехнулся:

— Не заводись. После экзаменов у всех нервишки не в порядке.

— А зачем ты меня заманил в кафе? Зачем? Ты за мной ухаживаешь?

— Я не умею разговаривать в таком стиле.

— Интересно. Заманил девушку в западню и молчит теперь, как сыч. Изволь развлекать случайную подругу.

— Не думал, что ты такая зануда.

Наденька прикусила губку, фыркнула:

— Зато я красивая и необидчивая.

Она объелась мороженым, но упрямо выскребала третью вазочку. Виктор не смотрел ей в рот, он как раз вообще избегал ее взгляда. Два дня назад он увидел эту девушку на факультете и точно споткнулся. Длинноногая, с пышными, стекающими по плечам светлыми волосами, с нервным изящным лицом, она поманила его чем-то несбыточным, что было много важнее всяких экзаменов. Радости он не испытал, как, впрочем, и смятения. Занимаясь, составляя шпаргалки, Виктор помнил, что вскоре опять непременно ее встретит и подойдет к ней. Это была не догадка, а абсолютная уверенность. Сейчас Надя казалась ему еще изысканней и недосягаемей, чем там, на факультете. Виктор готов был поклясться, что никогда не видел лица прекраснее и не слышал голоса более чарующего. Он отвечал ей деревянными фразами и неожиданно для себя, похолодев, обозвал занудой. Теперь она, конечно, встанет и уйдет. Поди догоняй. Виктор был умным юношей и часто спешил, чуть ли не ломая ноги на крутых поворотах. Он приблизился к той возрастной черте (у каждого своей), где человек либо внезапно останавливается и начинает вертеться, подобно собаке, укушенной за хвост, либо проскакивает ее без вреда для здоровья — и уж тогда благополучно доживает до старости, застыв примерно на том же уровне развития, на котором пересек эту черту. Виктор завертелся, пронзительно ощутив свою беспомощность перед тайнами мироздания. Он увидел вокруг себя как бы множество запертых дверей, и ни от одной из них у него не было отмычки. Мозг его, надрываясь от усилий, запищал, как мышонок, придавленный валуном. «Что-то будет, — думал Виктор в спокойные промежутки. — Что-то со мной должно произойти. Это же глупо — мучиться, не имея реального объекта для мучений… Скоро все станет на свои места. Это какая-то мозговая лихорадка. Скоро пройдет!» Он поймал себя на том, что уже несколько мгновений не ощущает присутствия Нади Кораблевой.

— Все-таки с чего это ты заговорила про луну?

Наденька ответила серьезно:

— Я правда не представляю, как это может быть. Луна! Очень уж не по себе становится. Мне кажется, большинство людей не представляет, как это туда можно забраться.

— Представляют или нет, а на луне люди были. Это факт. Научный факт.

Наденька вдруг изменилась в лице, схватила его за рукав, заговорщицки зашептала:

— Посмотри туда… вон, за тем столиком. Только не пялься.

Виктор послушно обернулся. Через два столика от них сидели двое: мужчина лет тридцати пяти, с опухшим лицом, похожий на целую очередь за пивом, и с ним мальчик — оживленный, подскакивающий на стуле, с радостными глазенками, белоголовый.

— Ну и что? — удивился Виктор.

— Я их сегодня встретила на улице. Представляешь, этот типус прямо из бутылки дул вино, а мальчик ему подавал воблу. Ужас! Как же позволяют таким людям иметь детей. У них надо сразу отбирать. Папаша! Ух, как я его ненавижу… А мальчик — ты видишь? — какое прелестное дитя. Он же ничего ровным счетом не понимает, рад, что с ним возятся. Бедный! Лапочка — такая пушистая головка. Ой, смотри! Он опять собирается пить. Да что же это такое!

Официантка подала мужчине заказ: две порции мороженого, бутылку воды и графинчик с вином.

— Да-а, — сказал Виктор, не зная, что сказать. — Жизнь. Ничего особенного.

— Тьфу, — зашипела Наденька, изгибаясь над столом ближе к Виктору. В глазах ее заметался огонек, точно светлая игла. — Ты, ты… Ничего особенного. Вон ты какой! А я-то с тобой про луну турусы развожу. А у тебя душа, оказывается, лягушечья. Как — ничего особенного? Что же тогда особенное? Если он достанет нож и начнет отпиливать ребенку ухо? Это будет особенное? Вот что, Витенька! Ты поступаешь в университет, значит, хочешь стать интеллигентом… Так? Соверши поступок. Ступай туда и сейчас же запрети этой свинье пьянствовать при ребенке. Слышишь?

— Но как же… не совсем…

— Тогда я сама пойду. Слышишь?

«Пойдет, — понял Виктор с восхищением и холодея. — Пойдет и устроит скандал».

— Глупо, — сказал он. — Тебе кажется — благородно, а на самом деле глупо. Неучтиво, если хочешь…

Надя Кораблева глядела на него, как коллекционер глядит на экзотическую бабочку редчайшего вида, еще трепыхающуюся, но уже пришпиленную булавкой к картону.