Анатолий Афанасьев - Искушение

Гогу она смертельно оскорбила, не поехав с ним куда-то «в чудесный трехкомнатный кооперативец». Гога воспринял ее отказ, как проявление оголтелого цинизма, свойственного, по его мнению, очень многим московским женщинам.

Федор ничего не замечал. Чем дальше он продвигался и чем достижимее казалась ему цель, тем ласковее и расторопнее он становился. Кларе он иногда представлялся черным маленьким трудолюбивым паучком, сплетающим какую-то бесконечную паутину. «Вляпалась, вляпалась, — твердила она на все лады. — Пропала жизнь! Нет счастья и не будет никогда».

Это состояние тихого иссушающего бешенства прошло так же неожиданно, как и возникло, никак внешне не проявившись, но в душе Клары оно оставило груду развалин, все там переломав и изгадив. Наступил спокойный период — лето, осень, — когда опа по-прежнему с увлечением работала в библиотеке, выхаживала от разных гриппов и воспалений маленького Алешеньку, стирала, готовила еду, каждую субботу навещала родителей — была весела и безмятежна.

Про себя же Клара твердо решила, что как только представится случай, она переменит свою судьбу. А если сильно ждать, случай рано или поздно представляется.

Представился он и истомленной ожиданием Кларе, и уже она не прозевала. Случай подвернулся ей прямо на улице. Молоденький капитан, сияя белоснежными зубами и надраенными пуговицами, предложил ей помочь донести до дома тяжелую сумку. По дороге они разговорились — капитан оказался не только красив, но и чертовски умен. Он учился в академии и так и сыпал афоризмами и прибаутками, впрочем, вполне невинного свойства. Она охотно смеялась его шуткам. Ей нравилось, как он двигается — подтянутый, ловкий, — как слабым светом вспыхивает его улыбка. «Настоящий мужчина, — определила она. — Вот каким должен быть настоящий мужчина, а не таким вовсе, как мой домашний паучок».

Примерно через месяц они сидели в «Арагви», обедали. Капитан сурово, с достоинством объяснился в любви и предложил руку и сердце.

— Я не совсем свободна, — лукаво ответила Клара. — На мне муж и ребенок. Ты же знаешь…

Капитан еще более посуровел и стал таким, каким, вероятно, был бы в бою.

— Надо решиться, — сказал он, обжигая ее взглядом, полным пронзительного нетерпения. — Мы не дети, ты и я. Вопрос только в том, хочешь ли ты быть со мной, Клара. Все остальное несущественно.

Клара наслаждалась, томно поеживалась под его взглядом.

— Тебе легко говорить, а я с мужем пять лет прожила. Ничего плохого он мне не сделал. Почему я вдруг должна его бросить? А если он этого не переживет… Потом есть сын, Алешенька…

— Сына возьмем к себе. Ты не отвечаешь на мой главный вопрос — да или нет?!

Клара откинулась на спинку стула, глаза ее замерцали под цвет шампанского в рюмках.

— Ну хорошо. Будем играть в честную игру. Да, я ошиблась один раз, жестоко ошиблась. И не хочу ошибиться вторично. Второй муж — еще терпимо. Третий будет чересчур… И не вскакивай, не вскакивай! Тут не казарма. Сиди спокойно, милый, пей вино. Слушай. Слушай внимательно. Вернее, не слушай, а отвечай. Что ты мне можешь предложить? Какую жизнь?

Капитан покраснел, шокированный.

— Да, да, милый! Я не хочу менять одну кухонную плиту на другую. Пусть я даже люблю тебя — надолго ли? Надолго ли ты любишь меня? Любовь — неустойчивая штука. К сожалению, от нее излечиваются. С чем я останусь? И вообще, куда ты меня зовешь, студент академии? В Саратов? На Кушку?

Клара загадала, что, если капитан увильнет от прямого ответа, если начнет разводить лирическую бодягу, дело кончено. Она будет ждать другого случая.

— Я понимаю тебя, — глухо сказал капитан. — И также понимаю, что, может быть, совершаю большую ошибку в своей жизни. Пусть так. Я отвечу. Клара, ты будешь свободной, обеспеченной женщиной и сама будешь решать, как тебе жить… Зову я тебя не на Кушку, а в Ленинград. Я буду служить там. Конечно, военная служба такова, что не все зависит от меня.

Куда подевались его шуточки и усмешки. Покорный человек сидел перед ней и ожидал милости. Он был в ее власти — она этим упивалась.

«Смешной мальчик, — думала Клара, — ребенок с погонами. А ведь кто-то тебя, наверное, побаивается. Солдатики-то твои побаиваются, поди, когда ты на них покрикиваешь. Как чудесно покорить человека, который сам привык повелевать…»

Она мучила капитана целый год, то прогоняя от себя, то вновь приманивая, поддаваясь. К выпускным экзаменам в академии капитан был скорее похож на узника, ожидающего ответа на апелляционную жалобу, чем на перспективного молодого офицера. Разговаривал он с Кларой в основном междометиями, и в голосе его прочно утвердилась заискивающе-просительная интонация. «То ли еще будет, милый», — радовалась и гордилась собой Клара. Она чувствовала себя победительницей, воинственной амазонкой. Одна мысль не давала ей покоя. Почему же с Федором не получилось так, как с капитаном? Почему, несмотря на свою постоянную заботу о ней и сыне и добродушный нрав, он, в общем-то, так и не покорился ей. Нет, не покорился. Она не заблуждалась на этот счет. Федор любил ее крепко и настойчиво, но в чем-то главном оставался независим и тверд. За все годы он ни разу не повысил на нее голоса, не унижал упреками и подозрениями, и все же она бы не посмела вести себя с ним так, как с запутавшимся в сетях страсти капитаном. В чем дело?

«Ну погоди, паучище! — неистовствовала Клара. — Скоро ты спохватишься, скоро оторвешься от своих проклятых книжек. Шесть лет, шесть огромных, невозвратимых лет я на тебя потратила, паук!»

Все решилось в один день. Позвонил капитан, доложил, что экзамены сдал на отлично, и довольно твердым тоном, в котором слышались рыдания, сообщил, что купил два билета в Ленинград. Это, сказал он, его последнее решительное слово.

— Если последнее, — сказала Клара, — тогда прощай!

— Нет! — крикнул в трубку капитан.

— Если нет, — спокойно продолжала Клара, — тогда жди меня на вокзале. Я приеду прямо к поезду.

Федор на кухне подогревал вчерашние щи на ужин. Алеша пытался незаметно привязать ему сзади к ремню бумажный хвост. Мирная домашняя сцена. Клара запихала в два чемодана платья и все самое необходимое на первый случай. Документы положила в сумочку. Огляделась — не забыла ли чего важного. Нет, ничего ей не нужно в этом доме.

Вышла на кухню:

— Лешенька, иди поиграй в комнате. Мне с папой поговорить надо.

Мальчик послушно удалился, давясь смехом и делая маме красноречивые знаки.

— Федор, — сказала Клара в спину мужу, — я ухожу от тебя. Мальчик на некоторое время останется с тобой.

— Ты что, поздно вернешься?

— Я ухожу насовсем, Федор.

Он оглянулся с улыбкой, еще не понимая смысла ее слов. Клара восторженно следила, как менялось его лицо, как таяла на нем эта убийственно-доброжелательная улыбка. Она добавила: