Эдвин Табб - Ветви на воде [litres]

– Надеюсь, ты скоро поправишься.

Он поблагодарил меня и ответил, что я могу прийти еще, если захочу.

– А теперь пойдем к Сюзанн.

С этими словами медсестра с интересной фамилией Кеннеди повела меня к закрытой двери, на которой висела табличка, что посетители должны быть в масках и халатах. У двери сказала мне, что она должна спросить у девочки, готова ли та принять посетителя, просунула голову в дверь и поинтересовалась: – Сюзанна? Ты одета?

Приятный девичий голосок ответил, что да.

– К тебе посетитель, – сказала медсестра, – молодой человек. Симпатичный.

Я вспыхнул. Сюзанна произнесла всего одно слово – «Хорошо» – и сделала это без особой радости, отчего мое смущение усилилось. Я даже подумал, почему взрослые всегда отпускают подобные комментарии, когда знакомят мальчика с девочкой. Как будто хотят, чтобы они начали встречаться, или что-нибудь в таком духе.

Войдя, я увидел девочку, лежавшую на кровати, и меня поразило, до чего она была хрупкой. Совсем как Тоби, её сосед, больной раком. Ещё она своей худобой напомнила мне Скелета в тот день, когда я увидел его в первый раз.

Медестра и ей рассказала о Скелете и о том, как он спас нас от пантеры. Сюзанна, судя по всему, была впечатлена, но ей было явно слишком тяжело общаться с незнакомыми людьми, тем более с мальчиком, которого назвали симпатичным, поставив ее в неловкое положение.

Мы немного пообщались, и я узнал, что у нас с ней одинаковый возраст, хотя она казалась младше. Я рассказал ей про наш поход, про летний лагерь, а потом сказал:

– Отдыхай, ладно?

Она виновато улыбнулась в ответ, как бы извиняясь за свою слабость. Я постарался убедить ее, что все в порядке. Когда я уже шел к двери, она вдруг позвала меня:

– Джек?

Я повернулся к ней.

– Она права. Ты и правда симпатичный.

Мне хотелось провалиться сквозь пол, но я ответил стандартное «Спасибо» и добавил: «Ты тоже». Мне казалось, что она, конечно, понимала, что слишком худая и слабая. Но я видел – она была бы очень хорошенькой, если бы не болезнь. Она вновь улыбнулась. Выходя из палаты, я мысленно удивился, как же она могла разглядеть, симпатичный я или нет, если на мне была маска, и решил, что она сказала так просто из вежливости.

Это продолжалось весь день. Медсестра с такой замечательной фамилией представляла меня пациенту, а потом выходила и вместе с миссис Доусон ждала меня за дверью, как будто я просил дать нам побыть наедине.

Когда мы обошли всех детей, я вернул медработнице халат и маску, и мы с миссис Доусон поехали на лифте вниз. Как только двери лифта закрылись, я разразился слезами, которые сдерживал с тех пор, как мы вошли в палату Тоби. Миссис Доусон не говорила ни слова, пока мы не сели в машину.

– У каждого в жизни есть свои неприятности, Джек, – сказала она, – но у некоторых их гораздо больше. Помни об этом, когда вновь начнешь жалеть себя.

Когда слезы перестали литься, я вспомнил слова Хэнка о миссис Доусон. Он назвал ее эксцентричной. И на это действительно указывало многое – Йоги, «Янки», забывчивость, привычка говорить сама с собой. Но я начал понимать и вторую половину его фразы – о том, что, узнав ее получше, я пойму, что она очень милая леди. Так оно и было, хотя тогда я еще не осознавал, что «милая» – очень слабое слово для того, чтобы верно ее описать. Она была гораздо больше, чем просто милая.

Когда мы вернулись в дом миссис Доусон, я налил себе стакан воды из кувшина в холодильнике и хотел идти во двор, но миссис Доусон позвала меня в гостиную. Телевизор, как ни странно, был выключен.

– Садись, – сказала она. Я понял, что это не просьба, а приказ. – Наша поездка напомнила мне, что я так и не рассказала тебе о семье Хэнка.

Я часто вспоминал, как звонок Дороти помешал рассказу миссис Доусон, но мне казалось грубым просить ее продолжить.

– Да, что там? – спросил я как можно беззаботнее, но в нетерпении подался вперед.

– Прежде чем я начну, ты должен поклясться, что ни слова не скажешь Хэнку. Я рассказываю тебе все это по двум причинам. Во-первых, ты для него сейчас самый близкий человек. А во-вторых, эта история доказывает, что трагедия может случиться с каждым. Но если ты дашь ему понять, что ты в курсе, он сразу же поймет, кто тебе все рассказал, а я этого не хочу. Все понятно?

Я кивнул.

– Хэнк был женат, – начала она, закуривая сигарету. – Его жена была очень хорошенькой брюнеткой с такими темными глазами, что они казались черными. Хэнк тогда владел рестораном, только открыл его за месяц или два до того, как они познакомились – можно сказать, столкнулись, как две глубоководных лодки. На доске перед его рестораном было мелом написано «Ежедневный улов Хэнка», и вот как это было. Днем несколько его наемных рабочих ловили рыбу, а вечером в ресторане подавалось то, что они наловили. Конечно, в меню было не только это, потому что особенно много рыбы за один день не наловишь, но согласись, это была – прости за каламбур – хорошая приманка, поскольку он был единственным в районе владельцем ресторана, специально нанимавшим людей для того, чтобы каждый день подавать свежую рыбу.

– Подождите-ка, – решил уточнить я, ничего не понимая, – вы хотите сказать, Хэнк владел рестораном и несколькими лодками?

– Именно так. И его ресторан пользовался большим успехом.

– Почему же он больше им не владеет?

– Об этом я и рассказываю, – ответила миссис Доусон. – Так вот, он был успешным человеком, счастливым в браке, и ничего здесь удивительного не было, считали все. Его жену звали Паулина, она была родом из Пенсаколы. Они познакомились на вечеринке в Уортоне. Я никогда не встречала других настолько влюбленных людей. После свадьбы она переехала в его дом.

Тут миссис Доусон сделала краткую паузу, потом посмотрела на меня и продолжила: – Знаешь огромный особняк в конце мыса Седерс? Вот там он и жил.

Я ошарашенно смотрел на миссис Доусон. Этот дом был самым роскошным в Дентоне, сравниться с ним мог разве что особняк Дэвида Морланда. А теперь Хэнк живет в старом сломанном автобусе… Что случилось с этим миром?

– Вскоре оказалось, что Паулина ждет ребенка. Она подарила Хэнку сына, и они назвали его Генри Пауль, в честь их обоих. Спустя пару лет на свет появилась их дочь, Констанция Питтман. Они ужасно любили своих детей, но вместе с тем умудрились их не испортить. Хэнк с самых ранних лет дал им понять, что такое работа. Летом их сын мыл в ресторане полы, а Конни – так они звали девочку – помогала убирать туалетные комнаты, а им было всего только десять и восемь лет.

– А что потом с ними стало? – спросил я.

– Я же уже сказала, что об этом и рассказываю.

Сделав это замечание, миссис Доусон посмотрела на меня так, что мне расхотелось снова ее перебивать.