Эдвин Табб - Ветви на воде [litres]

Я взял колу и выпил так, как взрослые пьют пиво – медленно, размышляя о своих проблемах. Я не знал, чего ожидать от миссис Полк, но если считать ее, Томми с его бандой и офицера Дагвуда Хикса, в Дентоне у меня уже было достаточно врагов.

На следующий день, в пятницу, я, как обычно, по дороге к миссис Доусон заглянул к Хэнку. Он все еще оставался в недоумении от странной реакции миссис Полк, а я по-прежнему был не в силах рассказать ему обо всем, что знаю. Меня бесили слухи, которые она распускала, но я не придавал им значения – подумаешь, сплетни, которым не поверит никто в здравом уме. Может, она так просто пыталась привлечь к себе внимание.

– Ты точно не знаешь, почему она думает, будто мы хорошо знакомы? – спросил он.

– Да она просто была пьяная, – сказал я. – Может, все дело в этом?

Правда буквально рвалась у меня наружу, как рвота, но я сдержался.

– Может, – ответил Хэнк, но не особенно уверенно. Зато я придумал вопрос, позволивший уйти от темы.

– Хэнк?

Он отхлебнул кофе.

– Хмм?

– Почему все считают моих родителей местными пьяницами, хотя миссис Полк пьет ненамного меньше?

– Хороший вопрос, – задумчиво произнес он и подул на кофе, чтобы его остудить.

– Ну а какой ответ? – настаивал я, не собираясь отставать от него так легко.

– По правде сказать, ответа у меня нет, хотя я уверен, что не все считают твоих родителей местными пьяницами, как ты говоришь. Но в одном ты прав. Миссис Полк пьет не меньше. Однако пьяницей ее не называют, потому что у нее приличная работа… хотя и у твоего отца, в общем, тоже.

– Может быть, на него смотрят сверху вниз из-за того, что он работает в баре?

Хэнк пожал плечами.

– Кто знает? Логичнее было бы, наоборот, предъявлять более высокие требования к тому, кто работает не в баре, а в школе. Но лично я не считаю, что у нас только один или два местных пьяницы. На эту роль слишком много кандидатов.

Я и сам хотел это сказать, так что понял – пора снова сменить тему.

– Вчера миссис Доусон возила меня в Уортон, – сказал я, ожидая, что он спросит почему. Он действительно спросил, и я ответил: – В педиатрическое отделение госпиталя.

– Ой.

– Она хотела показать мне детей, которым повезло намного меньше, чем мне.

Смерив меня взглядом из-за кружки, он отхлебнул еще кофе и спросил:

– И что же, показала?

– Да, – заверил я и рассказал ему о Тоби, Сюзанне и остальных.

– Зачем она так поступила? – спросил Хэнк.

Я пожал плечами, но чувствовал, что он сам знает зачем.

– Ну, в чем-то она права. Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, как бы ужасна ни была твоя жизнь.

– Даже если ты умираешь? – удивился я. – Как может кому-то быть хуже, чем тебе, если он живет, а ты умираешь?

Хэнк посмотрел на меня и сказал:

– Иногда тем, кто умер, повезло больше.

Мы молча допили кофе. Я знал, что он говорит о своей семье.

Я смотрел на него и думал о нем – о том, каким он был и каким стал. Когда-то он был членом самой богатой семьи в округе, а теперь его считали отбросом общества, потому что он жил в сломанном школьном автобусе. И Серебряная звезда за героизм больше не играла никакой роли.

Я смотрел на него и спрашивал себя – расскажет ли он мне когда-нибудь о своей семье и своем прошлом? Если я смогу сам выпытать у него эту информацию, у меня появится возможность больше не скрывать от него наш разговор с миссис Доусон. Я боялся ляпнуть что-нибудь, не подумав, и выдать себя.

– Хэнк?

– Хмм? – Он вновь отхлебнул кофе.

– Кто та женщина на фотографиях?

Он с раздражением посмотрел на меня и ничего не ответил. Но я продолжал давить.

– И двое детей. Мальчик и девочка. Кто они?

Он прокашлялся, сделал еще глоток.

– Люди, которых я когда-то знал.

– Не ваши жена и дети?

Он настороженно посмотрел на меня, видимо, недоумевая, как я пришел к такому выводу.

– С кем ты говорил? – спросил он.

– Да нет, ни с кем, – соврал я. – Просто подумал – это ведь старые фотографии, и, наверное, люди на них много для вас значат. Иначе зачем вешать их на стену?

Помолчав немного, он ответил:

– Как я уже сказал, это просто люди, которых я когда-то знал.

После этих слов он вновь занялся кофе.

Надо отдать ему должное – он мне не соврал. По большому счету, он сказал мне правду, лишь скрыл самое главное. Как я в случае с миссис Полк.

Внезапно он поднялся и отставил кружку в сторону.

– Тебе не пора на работу?

– Пора, – ответил я и тоже поднялся, хотя и не допил кофе. Больше мне не хотелось.

По пути к миссис Доусон я думал о прошедших двадцати четырех часах. Всего за несколько недель жизнь стала гораздо сложнее. Интересно, значило ли это, что я становлюсь взрослым, как того хотела миссис Доусон? Если да, то взрослеть оказалось совсем не так замечательно, как я ожидал.

С миссис Доусон мы в тот день почти не говорили. Я был не в духе, а она – слишком поглощена предстоящей поездкой. Я в жизни никуда не ездил, поэтому мне казалось, тут ничего сложного – собери одежду и зубную щетку, и готово. Но каждый раз, входя в дом, я слышал, как она спрашивает совета у Йоги.

– Как думаешь, взять голубое платье или желтое?

Однажды я рассказал Хэнку о том, как она разговаривает с собакой – как с человеком, совсем не так, как общаются с животными большинство людей. Хэнк ответил, что пока я не слышу ответов Йоги, все в порядке, а потом рассмеялся и добавил, что миссис Доусон всегда была не такой, как все.

Часа в три дня она наконец вышла во двор, где я копался в огороде.

– Я уезжаю. Буду на месте примерно часов через пять, смотря какое движение.

– Хорошо, – сказал я. – Приятного общения с сестрой.

– Спасибо, – ответила она. – И, Джек…

– Да, мэм?

– Если на этой неделе созреют какие-нибудь овощи, можешь забрать себе. Ни к чему им гнить на жаре.

– Спасибо, – сказал я, думая, как объясню родителям, где взял свежие овощи прямо с грядки, но потом осознал, что им наплевать.

– Тебе спасибо, что присмотришь за домом.

Она немного помолчала, будто хотела сказать что-то еще, и наконец спросила, общался ли я сегодня с Хэнком.

– Да, мэм.

– Надеюсь, ты не говорил о том, что мы с тобой обсуждали?

Я прокрутил в голове свои вопросы по поводу фотографий и решил, что задать их – не совсем то, что выложить Хэнку всю правду. Поэтому я сказал:

– Нет, мэм.

– Постарайся держать себя в руках. Даже если ты скажешь, что тебе рассказал кто-нибудь другой, он не поверит. Никто в Дентоне об этом не говорит. Никто.

– Почему?

– Потому что Дэвид Морланд хотел, чтобы все замолчали, и все замолчали. В конце концов, он ведь был виновен в непредумышленном убийстве и пьяном вождении, поэтому ему важно было позаботиться о том, чтобы эту тему больше не обсуждали. Он мог отправиться в тюрьму и, скорее всего, должен был бы отправиться. Не знаю, сколько ему стоило откупиться, но уверена, что немало. Теперь никто не вспоминает этот эпизод.