Эдвин Табб - Ветви на воде [litres]

Я спросил, что это за детали, но они не стали со мной делиться. Они казались уверенными во всем, но я не был уверен ни в чем. Тем не менее я полагал, что мистер и миссис Шелтон знали свое дело. У них была репутация лучших адвокатов, и эту репутацию они заслужили.

Еще одним событием, всколыхнувшим наше общество, стала смерть Дэвида Морланда, отца Хэнка. Он, по-видимому, умер во сне, а его подружку арестовали за то, что она, проснувшись рядом с мертвецом, забрала с собой его часы «Ролекс», прежде чем сбежать из дома. От мысли о том, что кто-то провел ночь рядом с трупом, меня замутило, и я недоумевал, что за человек может украсть часы у мертвеца. Позже я задал этот вопрос миссис Доусон. Ее мнение заключалось в следующем – такой человек, который украл бы часы у живого.

В день суда в школу я не пошел. Я знал, что всем наплевать, кроме Шелтонов, приславших мне повестку с вызовом. Суд должен был проходить в пристройке к зданию суда в Дентоне, всего в миле или около того от моего дома. Будучи свидетелем защиты, я мог присутствовать только на ней, в самом конце процесса, но все равно пришел к его началу. Мне хотелось быть рядом с Хэнком, а мистер и миссис Шелтон согласились, что так лучше.

Они сообщили, что мистер Метц может захотеть вывести меня из зала суда. Как мне объяснил мистер Шелтон, любая сторона вправе потребовать, чтобы свидетель не присутствовал во время судебного разбирательства. Они предложили прийти в конце, но я настоял на своем.

Меня посадили за один стол с обвинителями. Это увеличило вероятность того, что мистер Метц позволит мне остаться. Шелтоны сказали, что все зависит от решения судьи, и мои шансы примерно 50 на 50, поэтому я скрестил пальцы, чтобы мне разрешили остаться. Миссис Шелтон добавила, что если судья решит меня выдворить, они ничем не смогут помочь.

– Как правило, в таких ситуациях возражения даже не высказываются, потому что они в любом случае будут отклонены, – сказала она. – Но имей в виду: в таком случае мы тоже в свою очередь можем попросить вывести из зала свидетелей обвинения.

Суд был назначен на середину марта, и Джерри дал мне небольшой отпуск, чтобы я мог подготовиться. Присяжных я впервые увидел, когда мы уже готовились к суду, и среди них не было ни одного знакомого лица. Позже я выяснил, что все они были из Уортона, поскольку жители Дентона считались слишком причастными к делу.

Судья явился только в десять, после того как все расселись и адвокаты выступили с вступительными комментариями. Однако перед началом судебного разбирательства судья заметил меня и спросил прокурора, хочет ли он вывести меня из зала. Мистер Метц посмотрел на меня, приподнял брови и сказал:

– В этом нет необходимости, ваша честь. Он уже и так знает, что будет сказано, и лучше поймет ситуацию, когда услышит правду.

Мне было противно, что он назвал ложь правдой, но вместе с тем я был рад. За стол, где сидели защитники и где мне было бы гораздо лучше, меня должны были пересадить после перерыва на обед.

Мистер Джошуа Метц оказался высоким мужчиной с очень суровыми глазами. За весь судебный процесс он улыбнулся лишь единожды. На нем был светло-серый костюм-тройка, красный галстук и такая накрахмаленная рубашка, что она, казалось, светилась, но при этом он все равно выглядел мрачным. Он так морщил лоб, будто постоянно размышлял о чем-то неприятном. Мне подумалось – если он начнет меня запугивать, мне станет по-настоящему страшно.

Мистер Метц поднялся и обратился к присяжным с речью, в которой объяснил, что намерена доказать обвиняющая сторона: что обвиняемый, мистер Генри Питтман, совершал развратные действия в отношении несовершеннолетнего. Он сказал, что свидетели расскажут, как мистер Питтман часами оставался наедине с жертвой в сломанном школьном автобусе, в котором жил, и приведут подробности их отвратительной связи. Мистер Метц заявил, что свои показания даст человек, который находился в камере с обвиняемым и слышал от мистера Питтмана, что он признает свои действия и раскаивается в них – о последнем я ничего не слышал. Мне казалось нелепым, что меня называют жертвой, потому что никакой жертвой я не был.

Затем выступила миссис Шелтон. Она приводила вступительные и заключительные доводы в защиту обвиняемого – как она объяснила, это хорошее решение, потому что она женщина, а ни одна нормальная женщина не стала бы защищать Хэнка, если бы он в самом деле совершил все эти мерзости.

Держалась она совсем иначе, чем мистер Метц, который казался скорее учителем, читающим лекцию. Миссис Шелтон была очень мила и говорила с присяжными почти особым образом, как с лучшими друзьями. Я смотрел на них во время ее речи и видел, что она им нравится – может быть, как раз потому, что она не была такой суровой, как мистер Метц.

По ее словам, обвинения были основаны на сплетнях людей с извращенным воображением и подростков, чьим словам нельзя доверять. Мистер Метц дважды пытался заткнуть ей рот, говоря, что она не приводит доводы, как должна, а дает показания, но судья оба раза ему помешал. В заключение она сообщила, что так называемая жертва будет давать показания не в пользу обвинения, а в защиту, и что молодой человек понимает значимость присяги. Она подчеркнула, что, вопреки описаниям наших с Хэнком отношений как чего-то отвратительного, речь на самом деле идет о мальчике, нуждающемся в заботе и грамотном руководстве, и мудром взрослом мужчине, готовом ему помочь из любви, но не той любви, в которой его обвиняют.

Когда она закончила речь, был почти полдень, и судья объявил перерыв на обед. Мне хотелось поговорить с Хэнком или Шелтонами, но когда я подошел к ним, миссис Шелтон покачала головой, показывая, что мне не следует приближаться к ним прямо сейчас. Я был недоволен, но ничего не мог поделать, просто вышел из здания суда и пошел домой обедать. Первого свидетеля обвинения должны были вызвать в половине второго, и значит, на обед у меня оставалось чуть больше часа, а потом я должен был вернуться.

Место за столом, где сидели защитники, я занял всего за несколько минут до того, как вызвали первого свидетеля. Хэнк тогда посмотрел на меня впервые за несколько месяцев и сказал: «Мы выиграем это дело».

Либо он был очень в себе уверен, либо хотел немного унять мою нервозность. Я надеялся, что он прав. И с нетерпением ждал, когда мы снова будем вместе пить кофе.

Заседание открылось, и мистеру Метцу велели представить первого свидетеля. На трибуну поднялась миссис Полк. На ней было платье, которого я никогда раньше не видел. Такое не стыдно было надеть и в церковь. Обычно она одевалась довольно неряшливо и почти не красилась. Сейчас она ни в чем не уступала самым добропорядочным дамам Дентона. Я не мог не представить ее образ, когда она сидит в «Кирби», накачавшись пивом и не в силах подняться. И даже задался вопросом, уйдет ли этот образ у меня из головы, когда она будет давать показания.