Сара Кроссан - Ириска [litres]

Келли-Энн берет в ладони мое лицо.

– Пойдем. У меня есть жилье.

«Жилье» по площади меньше,

чем гостиная Марлы.

На кухне – раковина, микроволновка

и сушилка для посуды.

Полка, на ней

одна кружка, один стакан, одна тарелка.

Пахнет лаком для ногтей.

– Только не говори, что здесь очень мило.

Я знаю – ужасно.

Она морщится,

гладит себе животик.

– Не будем тут ночевать, – я решилась.

У меня есть другое «жилье».

Не навсегда.

На сегодня.

Не стоит

рассказывать Келли-Энн

правду,

и только правду.

Лучше

я

заварю ей чай,

постелю постель.

И мимоходом упомяну,

что Марла в больнице – потому что

упала,

не потому, что у нее другие проблемы.

– Но с головой у нее все в порядке?

В отличие от Люси,

Келли-Энн не трогает вещи,

не водит рукой

по стенам.

– Ты уверена – никто не будет возражать, если я останусь?

Я отвечаю ей: «Нет», и это правда.

Марла бы не возражала.

И все же.

Задергиваю шторы, не включаю

в комнате свет.

Марла сидит у себя на кровати.

Келли-Энн пожимает ей руку:

– Здравствуйте!

По глазам Марлы вижу —

она не помнит меня, и

тоже

пожимаю ей руку:

– Они снова сварили вам яйца вкрутую?

– Вкрутую?

Нет, запекли и сверху намазали маслом.

– Наверное, из-за сальмонеллы, —

улыбается Келли-Энн.

– Так и хотят разозлить меня.

Я слышала, медсестра говорила, что я слишком многого требую.

Капризничаю.

Скажут тоже!

Они бы не знали, что делать,

если бы я и вправду решила покапризничать.

У тебя там ребенок?

Или ты переела за завтраком?

Келли-Энн, похоже, не слышит.

Откидывается на стул, начинает стонать.

Глаза широко раскрыты.

Дышит с трудом.

– О господи, нет! Не сейчас. Пожалуйста!

– У нее уже срок?

Мы не в кино, нужно действовать! —

Марла нажимает кнопку вызова.

– Пусть дадут обезболивающее.

Не геройствуй!

Келли-Энн начинает плакать.

– Мне так одиноко!

– Нам всем одиноко, – утешаю ее.

– Но мы же вместе.

Я прижимаю к себе Хелену —

крошечное тельце,

ну просто котенок.

Помещается на руке.

Боже! Как я жила на свете

без нее.

Марла уставилась в стенку.

Пегги ее тормошит:

– Пришла твоя подружка.

Отодвигает стул

дать мне место.

– Рассказывала Марле про Портсмут.

Ей там понравится, если решит переехать.

В Портсмуте живет Луиза.

Пегги понижает голос:

– Дочка Мэри.

Ты знала, что у нее есть дети?

– Я видела Донела.

Марла трогает капельницу.

– Я уже сказала – хочу жить у себя в доме.

Поменяем ковер на лестнице,

вот и все.

Пегги наклоняется.

– Не прямо сейчас. Вас никто не торопит.

И можете взять с собой все что захочется.

Мы упакуем.

Марла протягивает мне руку.

Глаза такие грустные.

– Ты только вернулась,

и снова прощаться.

Ириска. Я не хочу расставаться с тобой.

Нельзя попрощаться навсегда,

если не можешь

стереть в памяти все, что когда-либо

знал,

когда-либо чувствовал.

Я сбежала от папы

и решила:

все.

Расстались,

и забыла о нем.

Но иногда просыпаюсь – и слышу его голос,

и думаю – может быть, он любит меня,

и вспоминаю

все хорошее,

и забываю плохое,

и мне так грустно.

Если бы набраться смелости – поговорить с ним.

Если бы он изменился.

Я не видела маму живой,

но не проходит и дня, чтобы я не думала:

если бы только она не умерла.

Никто никогда не займет

ее место.

Нельзя попрощаться навсегда,

если не можешь

стереть в памяти все, что когда-либо

знал,

когда-либо чувствовал.

Келли-Энн с Хеленой вернулись из больницы

и устроились в моей бывшей спальне.

– Мне нужно тебе кое в чем признаться, – сказала я ей через несколько дней.

Келли-Энн запустила в меня погремушкой,

когда я объяснила

в чем дело.

– Мы захватчики!

И в тот день, когда Марла должна вернуться домой,

мы втроем, как беглецы,

сидим в сарае,

ждем, пока Пегги и Донел уйдут

и Марла будет одна.

День клонится к вечеру.

Я провожу Келли-Энн с малышкой через заднюю дверь.

На столе квадратики с буквами:

Марла играет сама с собой в «балду».

– Скажите мне… «шомпол» – есть такое слово?

Келли-Энн хихикает.

Хелена плачет.

Марла выпрямляется.

– Что смешного?

Ох, посмотри на себя!

Волосы у Келли-Энн растрепаны, под глазами круги.

Ребенок закутан в ее футболку.

– Дай-ка мне малышку.

И на руках у Марлы Хелена вдруг замолкает.

– Юная леди, вам нужно как следует отдохнуть, —

Марла смотрит на Келли-Энн.

– Поднимайся наверх и – в постель.

Я потом тебя еще отругаю как следует.

– Это ты поставила елку? – спрашивает Марла.

– Вы заметили.

– Да уж конечно.

Я еще не совсем сошла с ума.

Ты это имела в виду?

Что я вообще ничего не понимаю?

Не болели бы ноги, я б встала

и отхлестала тебя по щекам.

– Сперва выходите из себя, а потом возвращаетесь.

Марла смеется.

– Конечно, мы все так. А разве бывает иначе?

Песок мокрый, твердый,

ноги не вязнут.

Марла идет впереди с Келли-Энн.

Я с коляской.

Навстречу нам – Люси,

рядом с ней какая-то девушка.

Короткая стрижка, челка свисает, как коричневый мох.

Люси меня заметила. Скорчила рожицу —

что, я такая противная? —

направляется прямо ко мне.

– Тебя ждет куча работы.

Уставилась на мою щеку.

Ее подружка болтает по телефону.

– Ах да. —

Мне ужасно стыдно, ведь я обещала…

Но неожиданно для себя говорю:

– А ты задолжала мне деньги.

Восемь фунтов.

Люси колеблется:

– По-моему, нет .

– Да.

– Слушай, я…

– Заплати, что должна.

– Всего восемь фунтов, это ж немного.

Я молчу, гляжу на нее.

В небе носятся чайки.

Люси лезет в сумку, вытаскивает кошелек:

– У меня только десятка.

– Годится.

Я беру деньги.

Хелена морщится.

Похоже, сейчас будет мокрый памперс.

Скорее всего, уже.

На эту десятку