Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

— Да-а, своеобразная ночь.

— Да-a, от своеобразия коленки дрожат. Отчего мы смеемся… Ой!.. Щас сядем чинно, пе-ре-ку-сим. Ужаснейшее утро. Ужаснейшее. Весь этот новый район настолько производит впечатление удручающее — какая-то пустота, и ветер, ветер, ветер завывал…

Воскресенье в полку. Метель.

Живем недолгим веком,

Идем нетвердым шагом,

И нам уж не помочь —

Над свежим пышным снегом

Упругим черным стягом

Лихая встала ночь.

В понедельник за все эти три мирских (мерзких?) дня попал «на губу». Надолго. Если не навсегда…

Единственная камера. К стене не прислонишься — побелка. Бетонный пол. Обитые железом двери. Ржавая, чуть греющая, труба. От стены опущена на табуретку зеленая доска, просто доска. В дверной щели уйма бычков, фантиков и обгорелых спичек. На двери выкорябано: «Вешайтесь, салаги! Рязань. ДМБ. 81. Май. Кузьмин». А в запотевшем решетчатом оконце — забор гауптвахты с вытянутой в три ряда проволокой.

Плавный редкий снежок.

Далекие полузасыпанные сараи. А за ними темной стеной — лес. И все это словно плачет в окошке.

Не пойму, тает, что ли, на улице?

Рыжий спит во всю свою необозримую длину на доске. Плоть Драконова мерцает сквозь это тело каким-то уже, наверное, навсегда удаляющимся от меня сиянием. Видимо, это когда-то была дверь… Руки в карманы упрятал. Тихо дышит. Вот перестал.

И нет у меня больше слов, которыми бы я дорожил. И самое великое, на что я способен, — продолжение моего беззлобного существования. Впрочем, беззлобие от безразличия.

Понедельник 09.12.81.

На распил — 4 доски — 25 мм (6-метровых). На горку — 8 досок — 40–50 мм. На барьер — широкие 2 доски — 30 мм.

Никита Алексеевич Ильин демобилизовался ранним утром тридцать первого декабря 1981 года. Утренняя электричка привезла его в Москву. Когда он вошел в квартиру, мать с отчимом еще спали. Там же, в коридоре, он медленно разделся догола и долго топтал ногами парадную форму. После чего всей охапкой, вместе с сапогами, упорно заталкивал ее в ковш мусоропровода, сжав зубы от дурного запаха, идущего из трубы.

За один раз не получилось. Вначале он спустил одежду, потом сапоги.

Через три месяца, ранней весной, Никита развелся с Настей. А осенью он заключил фиктивный брак с пышногрудой девушкой из Нью-Йорка по имени Джулия. И уехал в Америку. Там следы его потерялись…

Рукопись этого романа долго пролежала среди других его записок в бабушкином сундуке, хранившемся в родительской квартире. И вот через двадцать семь лет после описываемых в ней событий мне обстоятельствами, о которых не считаю возможным здесь упоминать, выпало трудное дело расшифровать и издать все это. Что я и делаю.

Присутствие в издании ненормативной лексики обусловлено особенностями армейской субкультуры как литературно-художественного хронотопа, в котором живут герои этого произведения. Ненормативная и просторечная лексика употребляется преимущественно в живой разговорной речи персонажей и является одним из художественных средств создания достоверных и выразительных характеров. Использование в книге нецензурной брани не имеет ничего общего с вербальной практикой автора и издательства.