Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

Пролистав свой альбом, я остановила взгляд на птице, смотревшей на меня с одной из страниц. Недавно у меня родилась идея написать книгу о мудрой вороне, чьи советы люди не всегда понимали верно. Я даже уже сделала пару набросков – нарисовала одну черную птицу и одну золотую. Пока я склонялась к тому, чтобы героиней книги сделать золотую. Мне не терпелось воплотить свою идею в жизнь, но, к сожалению, времени на новые рисунки сейчас не оставалось. У меня этим утром было еще слишком много дел.

– Блу, – негромко окликнула меня Перси и подбородком указала на диван.

Обернувшись, я увидела, что Мо начал клевать носом. Я вернулась к дивану, наклонилась и накинула на него плед и долго еще не распрямлялась – вглядывалась в его лицо, стараясь навсегда сохранить в памяти его черты. Меня не оставляло ощущение, что нам недолго осталось быть вместе.

С Флорой на руках я вышла на террасу и стала разглядывать пестревшие во дворе цветы – это всегда меня успокаивало. Я ждала, что меня привычно потянет в лес, но этого не происходило – теперь, когда правда открылась, мне больше нечего было там искать. Однако я вдруг поняла, что скучаю по лесным прогулкам, и пообещала себе, что вскоре вновь отправлюсь по знакомому маршруту. Быть может, с Генри. Или с Марло. Или с Сарой Грейс. Но в любом случае обязательно остановлюсь у Пуговичного дерева, чтобы сказать ему спасибо.

– Может, накрыть завтрак во дворе, чтобы Мо было привычней? – спросила Перси, выкладывая яичницу на тарелку.

– Хорошая идея.

От звука моего голоса Мо заморгал, открыл глаза и растерянно огляделся по сторонам, явно не понимая, где он.

– Мо, ты голодный? – громко спросила я. Наверняка он не помнил, что я уже задавала ему этот вопрос. Флора так крепко уснула, что даже не вздрогнула от звука моего голоса.

– Да, мэм. – Он силился подняться с дивана. – Очень.

Перси бросилась к нему, помогла встать и вывела во двор. Вскоре мы уже накрыли стол в патио. Я как раз собиралась положить Флору в колыбельку, когда кто-то негромко постучал в дверь. Выглянув в окно, я опешила – на крыльце стояла Джинни. В руках у нее был небольшой подарочный пакетик. Набрав в грудь побольше воздуха, я распахнула дверь.

– Здравствуй, Блу, – сказала она, перевела взгляд на Флору, а затем снова на меня. – Надеюсь, я не помешала. Мне хотелось поговорить с тобой.

– Мы как раз собирались завтракать.

Сердечко Флоры тихонько трепетало рядом с моим, напоминая, что необязательно становиться черствым, если на твою долю выпали боль и горе. В душе всегда должно оставаться место для прощения. И исцеления.

– Заходите.

Джинни сделала шаг назад.

– Уверена? Я могу прийти в другой раз.

Уже одно то, что она все же решилась здесь появиться, меня поразило. Твайла после таких новостей несколько недель не вставала бы с постели. Таков уж был ее способ справляться с горем: отползти в нору и зализывать свои раны в одиночестве. Я мысленно запретила себе сравнивать их. У них обеих были свои сильные… и слабые стороны.

– Конечно, уверена. Оставайтесь. Я все равно не голодная. Налить вам что-нибудь?

– Нет-нет, спасибо.

Она быстро огляделась, словно хотела за один раз запомнить все детали обстановки. О разбросанных по всей комнате подарках не сказала ничего, но, увидев на столе рисунки, подошла поближе и склонила голову набок, разглядывая их.

– Они прекрасны.

– Спасибо.

– Это Дельфина? – спросила она, указав на ворону.

– Не совсем. Но в каком-то смысле она станет прототипом героини моей новой книги.

– Я однажды видела ее вблизи. Она была очень красива. Вот эта ворона, черная, получилась очень на нее похожей.

– Правда? – До сих пор я слышала, что ворона не любит приближаться к людям, предпочитает смотреть на них с верхушки дерева.

– Это случилось… – она с трудом сглотнула, – вскоре после твоего рождения. Я пошла к Пуговичному дереву. Села на холодную землю и заплакала, а она опустилась рядом со мной. Я посмотрела на нее и увидела, что она тоже плачет. Глаза у нее были золотые, и плакала она золотыми слезами. Раньше я никому об этом не рассказывала.

Золотыми слезами. У меня по плечам побежали мурашки, и я растерла их – аккуратно, чтобы не потревожить Флору.

Джинни с тоской взглянула на нее, и я не смогла сделать вид, будто не замечаю безмолвной мольбы в ее глазах.

– Хотите ее подержать?

– А можно?

– Она иногда пускает слюнки во сне. Давайте я вас пеленкой прикрою.

– Все нормально, – отозвалась она и поставила подарочный пакетик на стол. – От капельки слюны еще никто не умер.

Эти слова так напомнили мне Твайлу, что я невольно улыбнулась. Интересно, смогли бы они подружиться? Я этого не знала. И понимала, что никогда уже не узнаю.

Я передала Флору Джинни. Она взяла ее на руки, затем подняла глаза на меня, и я заметила, что в них сверкнули слезы.

– Она так похожа на тебя и Сару Грейс, когда вы были новорожденными. Эти волосы точно от Кэботов.

– У меня были такие же светлые волосы? – Я-то себя помнила только русой.

Она кивнула.

– А сейчас они у тебя того же цвета, что были у Мака. Ты так на него похожа, что порой мне было больно на тебя смотреть. Сразу всплывали тяжелые воспоминания.

Мне вспомнились все те случаи, когда она демонстративно от меня отворачивалась. Я-то думала: она так себя ведет из-за того, что я Бишоп. Но все оказалось куда сложнее. Я напоминала ей человека, которого она когда-то любила и потеряла.

– А теперь?

– Мне по-прежнему больно, но уже по другой причине. – Всхлипнув, она крепче прижала Флору к себе. – Этот пакетик для тебя. Ты говорила, что нашла в коробке с памятными вещами мою пуговицу и свою детскую шапочку. И мне захотелось тоже добавить в нее кое-что, если ты не против.

Охваченная любопытством, я открыла пакетик и вытащила из него плюшевого кролика, расшитого серебряными нитями, и вырезанную из дерева птичку – тело ее представляло собой три плоских колечка.

– Это прорезыватель, Мак сделал его для тебя вскоре после того, как узнал, что я беременна. А кролика примерно тогда же купила я сама – для твоей будущей детской.

В горле у меня застрял комок.

– И вы все это время их хранили?

– Конечно. Может, я и потеряла тебя, но уж точно не забыла. Блу, я хочу, чтоб ты знала: если бы я хоть на минуту могла представить, что ты моя, я бы забрала тебя. И ничто бы меня не остановило. Я знаю, у тебя было трудное детство, и мне горько думать о том, как ты мучилась, в то время как я была совсем рядом и… ни о чем не догадывалась.

Я жестом остановила ее.

– Единственное, о чем я жалею, – это о том, что мне так рано пришлось потерять своих близких. Пускай они были не идеальными. Зато они меня любили.

– Жаль, что мне не довелось узнать Бишопов получше, но нам с Маком приходилось скрывать наши отношения. Он тепло отзывался о родных, но для себя хотел лучшего будущего. И для своей собственной семьи тоже. В школе он не слишком хорошо учился – зато у него были другие таланты. Он умел резать по дереву, мог перебрать двигатель, разобрать тостер, починить его и собрать снова. И когда судья дал ему возможность избежать тюрьмы, он ухватился за этот шанс. Считал, что в армии многому сможет научиться и это после поможет ему устроиться в жизни. – Она покачала головой. – Если бы только он остался в Баттонвуде…