Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Так странно, правда? – сказала Перси.

Я опустилась на стул.

– Ты про ворон?

Она удивленно покосилась на меня.

– Нет. Не про ворон.

– Прости, – рассмеялась я. – У меня в последнее время одни вороны на уме. Вон те за мной наблюдают, точно тебе говорю. Так что, по-твоему, странно?

– Ты как минимум, – в шутку бросила она.

Как же приятно было видеть, что она снова смеется.

– Я много думала обо всем этом, – наконец заговорила Перси. – Если бы не Флора, мы бы так никогда и не узнали, кто ты на самом деле. Кстати, надеюсь, отныне ты будешь называть меня тетушка Перси?

Она впервые завела речь о результатах анализов и о том, как изменились после них наши родственные связи. Только на бумаге, конечно.

– Да ни за что в жизни.

– Что? Это возмутительно! По-моему, «тетушка Перси» звучит прекрасно.

– Пускай Флора тебя так называет. А для меня, Перси, ты навсегда останешься младшей сестрой. То, что мы узнали, никак на это не влияет.

– Ты Кэбот. До сих пор поверить не могу!

– Во мне течет кровь Кэботов, но я все равно была и остаюсь Бишоп. – Открывшаяся правда не могла этого изменить. Ни на йоту. – Ты же знаешь, я всегда хотела большую семью. Но никогда и подумать не могла, что найду вторую половину генеалогического древа.

– Это все потому, что у тебя дар находить потерянные вещи, – улыбнулась она.

Я всем сердцем надеялась, что он меня не покинул. Мне нравилось помогать людям таким необычным способом.

– Но я правда много думала о нашей семье и всех этих родственных связях. Тетка, сестра, кузина – это ведь имеет значение только в биологии.

– Тетка – сестра отца или матери, – отчеканила она, словно зачитывая статью из словаря.

Раз уж Перси взялась цитировать словарь, значит, она и правда много думала о родственных связях. Я не представляла, к чему она клонит, и не была уверена, что она сама это понимает. Но решила: пускай говорит, ее эта тема явно зацепила.

– По-настоящему делает людей родными любовь. По крайней мере, я так считаю. Потому и друзья иногда становятся для нас почти членами семьи. А со временем ты понимаешь, что они твоя семья и есть. Но, Блу, сказать по правде, я никогда не относилась к тебе как к сестре.

Я раскрыла рот от удивления.

– Как ты можешь так говорить?

– Ты меня не поняла. Я всегда знала, что однажды ты станешь прекрасной матерью. Потому что именно такой мамой ты была для меня. Я знала это без всяких анализов, а сейчас они мне и подавно не нужны.

Со слезами на глазах я обняла ее. Она положила мне голову на плечо, как делала в детстве, когда я укачивала ее перед сном. Я ни минуты не жалела о том, что мне пришлось ее растить. Жаль было только, что Твайла, с головой уйдя в свое горе, так много пропустила.

Дверь зала ожидания распахнулась, и вошла Сара Грейс.

– О! Мне вернуться в палату?

– Нет! – хором вскрикнули мы с Перси, вскакивая на ноги.

Сара Грейс улыбнулась.

– Теперь вам к ней можно.

– Перси, иди вперед, – сказала я. – Я догоню.

Перси выбежала за дверь.

– Как она? – спросила Сара Грейс.

– По-моему, неплохо. А ты как?

– Все познается в сравнении. Слышала, у вас с мамой утром состоялся разговор. Кибби ужасно рада, что мама передумала добиваться опеки над Флорой. Но новости об анализах ДНК ее потрясли. Я даже подумала: хорошо, что она уже в больнице, а то как бы ее реанимировать не пришлось.

– Ей правда стало лучше? – спросила я.

Сара Грейс кивнула.

– Как по мне, это прямо чудо. Анализы почти в норме. И из отделения интенсивной терапии ее переведут или сегодня вечером, или завтра утром. Конечно, ей еще многое предстоит вынести – разобраться с полицией и так далее, но врачи говорят, что в медицинском плане она скоро будет в полном порядке. А ты-то как, Блу?

Дав новостям о Кибби улечься в голове, я отозвалась:

– Мне еще со многим предстоит свыкнуться, но, думаю, все будет хорошо.

Администратор открыла перед нами двойные двери, ведущие в отделение интенсивной терапии.

– Да уж , со многим придется свыкнуться, – улыбнувшись, согласилась со мной Сара Грейс. – Но я очень рада, что мы оказались сестрами. Правда.

– И я рада, Сара Грейс.

Сестры.

Мы вошли в палату. Перси сидела на краю кровати и стрекотала без умолку. Меня же настолько поразила перемена, произошедшая с Кибби, что я едва не споткнулась на ходу. И даже не потому, что она уже сидела в постели и могла поддержать разговор. А потому что ее окутывало теплое сияние, и я поклясться была готова, что разглядела в ее глазах золотистые искорки.

Искорки лунного света.

В городке Баттонвуд, штат Алабама, стоял один из тех дней, когда свежий ветерок, принося с собой запах надвигающегося теплого весеннего ливня, обещает скорое облегчение от дневной жары. Мы с Марло и Флорой прогуливались по тропинке, вековые дубы и устремленные ввысь орехи шелестели листьями, здороваясь с нами, словно с давно потерянными родственниками. Мы направлялись к Пуговичному дереву.

Марло шла быстро, что не могло не радовать, учитывая, сколько целительной силы она истратила утром. Кибби стояла на пороге смерти, и вытащить ее оттуда наверняка было непросто. В палате было столько лунного света, что я догадалась: Марло копила его несколько дней, не могла она получить такое количество от растущей луны всего за одну ночь. У нее явно образовался запас целительной силы, а это означало, что в последнее время она ее не тратила.

– Долго еще мне ждать? – спросила Марло.

Я так погрузилась в свои мысли, что даже вздрогнула от неожиданности. До сих пор мы шли молча. И молчание это было не неловкое, а уютное. Так можно молчать лишь с человеком, которого ты знаешь настолько хорошо, что слова вам не нужны.

– Ждать чего?

– Когда ты объяснишь, зачем сегодня позвала меня в лес. Попробуй только сказать, что у тебя не было на то причины. Я это по глазам твоим видела – они сияли, точно солнце на небе.

Я мысленно напомнила себе почаще надевать темные очки.

– Просто подумала, что прошло уже восемнадцать лет с того дня, как я, пристроив Перси на своем тощем бедре, впервые вошла в «Кроличью нору». Ты приняла нас, кормила, одевала, заботилась о нас, учила, поддерживала, любила, лечила, спасала. И стала частью нашей семьи. Драгоценной, горячо любимой семьи.

Прямо перед нами тропу перебежала белка с орехом в зубах. Флора шмыгнула во сне носиком, и мне на футболку капнула слюна.

От капельки слюны еще никто не умирал.

Обе мои матери были правы на этот счет.

– Ты что, деточка, надгробную речь готовишь? – спросила Марло, озорно блеснув глазами.

– Это вряд ли. Тем более что мне еще не скоро ее произносить, правда?

– Наверное. – На глаза Марло навернулись слезы. – В эти выходные Мо переедет в «Аромат магнолий».