Джоан Дидион - Год магического мышления [litres с оптимизированной обложкой]

Позднее, выйдя замуж и обзаведясь ребенком, я научилась находить такой же смысл в круговороте домашних ритуалов. Накрывать стол. Зажигать свечи. Разводить огонь в камине. Готовить все эти суфле и карамельный крем, доб, альбондигас, гамбо. Чистые простыни, стопки чистых полотенец, фонари “молния” на случай сильной грозы, запасы воды и пищи, с помощью которых мы переживем любое геологическое бедствие, какое бы на нас ни обрушилось. Обломками сими подпер я руины мои [62] Т. С. Элиот “Бесплотная земля”. Пер. А. Сергеева. – такие слова приходили теперь на ум. Я могла обрести смысл в чрезвычайно личной форме жизни – как жена и мать, – и это не противоречило обретению смысла в бескрайнем равнодушии геологических явлений и ядерных взрывов: две системы двигались, с моей точки зрения, по параллельным путям, изредка пересекаясь, особенно при землетрясении. В моем разуме – который я не исследовала – существовала некая точка, смерть Джона и моя, когда параллельные пути совпадут раз и навсегда. Недавно я нашла в интернете сделанные с высоты птичьего полета фотографии дома на полуострове Палос-Вердес, где мы жили после свадьбы, куда мы привезли Кинтану из больницы Святого Иоанна в Санта-Монике, положили ее в колыбель возле глицинии в палисаднике. Фотографии – проект документирования прибрежной Калифорнии с целью запечатлеть всю прибрежную линию штата – не так-то просто было разобрать, но похоже, что дома в том виде, в каком он был, когда мы там жили, уже нет. Башенка у ворот уцелела, но остальное показалось незнакомым. Там, где был палисадник с глицинией, теперь, видимо, бассейн. Местность именовалась “оползень Португиз-бенд”, и можно было рассмотреть, как осел холм там, где прошел оползень. Также можно было рассмотреть у подножья утеса пещеру, куда мы заплывали, дождавшись нужной высоты прилива.

Высоко поднималась прозрачная вода.

Это был единственный способ свести воедино мои две системы.

Мы заплывали в пещеру на гребне прозрачной волны, и весь утес мог обрушиться, соскользнуть в океан вокруг нас. Обрушение утеса у нас над головой – такой конец я могла себе представить. Чего я не предвидела, так это инфаркта за обеденным столом.

Садишься ужинать – и знакомая тебе жизнь кончается.

Вопрос жалости к себе.

Скорбь вынуждает много думать о жалости к себе. Мы страшимся ее, беспокоимся из-за нее, проверяем свои мысли – нет ли признаков жалости к себе. Мы опасаемся, как бы наши поступки не выдали состояние, выразительно описываемое как “застревать на одном месте”. Мы понимаем, почему никому не хочется застревать на таком месте. Наглядные приметы горя напоминают нам о смерти, и это воспринимается как нечто неестественное, как неспособность справиться с ситуацией. “Ты лишилась одного-единственного человека – и мир опустел”. Филипп Арьес объясняет специфику отвращения к горю в своей книге “Человек перед лицом смерти”: “Никому теперь не разрешается говорить об этом вслух”. Мы постоянно напоминаем себе, что наша утрата ничто по сравнению с утратой, которую почувствовал (или, еще более ужасная мысль, не почувствовал) сам умерший – такая попытка корректировать свои мысли еще глубже погружает нас в пучины самокопания. (“Почему я не заметила того и сего, почему я такая эгоистка”.) Сам язык, используемый в рассуждениях о жалости к себе, выдает глубокое отвращение к ней: жалость к себе – это эгоистическая сосредоточенность на самом себе; обсасывание своих несчастий: бедненький я, пожалейте меня ; говорится даже, что человек, жалеющий себя, тем самым потакает себе или даже упивается своим горем. Жалость к себе остается и самым распространенным – и наиболее порицаемым изъяном характера, она заведомо считается заразной и разрушительной. “Наш худший враг”, так называла ее Хелен Келлер [63] Хелен Келлер (1880–1968) – американская писательница и политический деятель, слепоглухая с полутора лет. . “Я никогда не видел дикой твари, жалеющей саму себя”, писал Д. Г. Лоуренс в часто цитируемом четверостишии, которое, если присмотреться, лишено любого смысла, кроме натянутого: “Птенец, замерзнув, с ветки упадет, без сожаленья” [64] Пер. П. Самарина. .

Наверное, Лоуренсу (или нам) хотелось бы верить в бесчувствие живых тварей, но вспомните дельфинов, которые отказываются от еды после смерти партнера. Вспомните гусей, которые ищут погибшую спутницу, пока сами не собьются с маршрута и не погибнут. На самом деле, у скорбящих есть существенные причины и даже отчаянная нужда жалеть себя. Бывает, что мужья или жены уходят из семьи, случаются разводы, но ушедший оставляет сеть неразорванных ассоциаций и воспоминаний, хотя иные из них и горчат. Лишь тот, кто пережил супруга, остается в самом подлинном смысле одинок. Связи, составлявшие жизнь – и глубинные связи, и те, что казались (пока не были нарушены) маловажными, – все исчезает. Джон и я провели в браке сорок лет. Все это время, за исключением первых пяти месяцев, пока Джон еще работал в “Тайм”, мы оба в основном писали дома. Мы проводили вместе двадцать четыре часа в сутки, что и смешило, и настораживало мою маму и теть. “Обет – вместе на всю жизнь, а не обед вместе каждый день”, – частенько приговаривали они в первые годы нашего брака. Не сосчитать, сколько раз в день у меня возникала необходимость чем-то поделиться с Джоном. И эта потребность не исчезла с его смертью – но исчезла возможность получить ответ. Я обнаруживаю в газете что-то, что в нормальной жизни прочла бы ему вслух. Замечаю какие-то перемены по соседству, которые его заинтересовали бы: например, “Ральф Лорен” осваивает дополнительную площадь между Семьдесят первой и Семьдесят второй улицей, или пустовавшее помещение, где прежде был книжный магазин на Мэдисон-авеню, наконец-то арендовали. Помню, как-то утром в августе я вернулась из Центрального парка со срочными новостями: со вчерашнего дня густая летняя зелень выцвела, близится осень. Пора составлять планы на осень , вот что я думала. Надо решить, где мы проведем День благодарения, Рождество, где встретим Новый год.

Я бросила ключи на столик в коридоре – и только тут вспомнила окончательно. Некому выслушать эту новость, не к кому обратиться с незавершенными планами, недодуманной мыслью. Не с кем соглашаться, спорить, обсуждать. “Теперь, кажется, я понимаю, почему скорбь так похожа на оторопь, – писал К. С. Льюис после смерти жены. – Многие привычные желания, устремления, порывы застыли, утратили всякий смысл. Раньше каждая мысль, каждое чувство, каждый жест были направлены к Е. Теперь цель исчезла. Я по привычке натягиваю тетиву, а потом вспоминаю, что стреле лететь некуда, – и отбрасываю лук. Столько путей вели мысль к Е. Казалось, я нащупал один из них, но сейчас он закрыт непреодолимой стеной. Когда-то столько путей, а теперь одни лишь тупики” [65] К. С. Льюис “Исследуя скорбь”. Пер. С. Панич. .