Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Софья Георгиевна не находила себе места. То, что узнала она о сыне, убивало ее. Она и раньше понимала, что Виталий далеко не образец для подражания, что он крайне разбалован, а если быть честной, развращен, что он конченый эгоист, и кроме получения удовольствий его ничего не интересует. Но чтобы совершать такие поступки — насиловать женщин, это уже слишком даже для него. Она и представить не могла, что он способен на такие ужасные вещи. Это уже выход за некую красную черту, которая отделяет пусть не самого лучшего человека от мерзавца. И ей невероятно стыдно, что она воспитала такого негодяя. Когда Азаров рассказывал ей о том, что пытался сделать Виталий, она едва не провалилась от стыда.

В голове Софьи Георгиевны билась одна мысль — надо срочно что-то предпринять. Но что, не представляла. Она понимала, что разговор с сыном ничего не даст, он ее и слушать не станет. Она для него давно не авторитет. Внешне он еще соблюдал пиетет по отношению к ней, но реально не обращает на нее внимания. Единственный человек, который может ей помочь, — отец Варлам. Надо срочно идти к нему.

Она застала священника сидящего на табуретке. Вид у него был непривычно задумчивый и скорбный. Таким она его еще не видела. И потому была удивлена. Может, он размышляет о чем-то очень важным, а она тут со своими мелкими заботами его отвлекает.

— Отец Варлам, я вам не помешаю? — робко спросила Софья Георгиевна.

— Проходите, дочь моя, — обратился к ней священник, хотя был намного ее моложе. — С чем пожаловала?

Софья Георгиевна приблизилась к нему и села напротив. Ей было трудно рассказывать, но она понимала, что говорить нужно только правду, иначе ее визит сюда окажется бессмысленным и полезным.

Священник слушал ее внимательно и молча.

— Я не могу вам помочь, — произнес он, когда Софья Георгиевна замолчала.

— Почему? — удивилась она.

— В вашем сыне в отличие от вашей дочери нет места для Бога. Его душа целиком закрыта для Него. Мои обращения к ней не дойдут до нее. Не всегда слова священника воздействуют на людей, очень многих они оставляют безразличными. Виталий из их числа.

Мысленно Софья Георгиевна согласилась с ним. Все так и есть, просто отец Варлам был последней ее соломинкой.

— Но что же мне делать в таком случае? — скорей машинально спросила она.

— Попробуйте поговорить с ним вместе с вашим мужем. Надежда слабая, но она есть.

— Вы думаете, что может быть от этого польза?

— По крайней мере, вы те люди, кого он вынужден слушать.

— Хорошо, мы попробуем, — согласилась Софья Георгиевна, мало веря в пользу такого разговора. — Больше вы ничего мне не посоветуете?

— Больше ничего. Не всех можно исправить даже самой суровой проповедью. Для вашего сына это слишком поздно.

«Да, это так, — снова мысленно согласилась она. — Мы его упустили».

— Я пойду.

— Идите. Я вас благословляю.

Отец Варлам перекрестил Софью Георгиевну, она поцеловала ему ладонь. И двинулась к двери. Внезапно остановилась.

— Отец Варлам, можно спросить?

— Спрашивайте.

— Вы сегодня какой-то другой, я таким вас не видела.

Священник бросил на нее внимательный взгляд.

— Мною овладели сомнения, — сказал он.

— В чем? — изумилась она. — В вере?

— В вере? — Отец Варлам даже отшатнулся от Софьи Георгиевны. — Как вы могли такое подумать, как ваши уста осмелились это произнести, — возмущенно произнес он. — Я сомневаюсь в своих возможностях служить Господу.

— Но почему, отец Варлам, вы же все силы отдаете своему служению.

Некоторое время священник угрю молчал.

— Да, отдаю, но ничего не меняется к лучшему. Я молюсь денно и ночно, я часами взываю к Господу, а эпидемия только стремительно разрастается. Выходит, Он не слышит моих молитв. Или не обращает на них внимания, считает, что я недостоин взывать к Нему.

— Но, батюшка, так во всем мире. Тысячи священников молятся, а пандемия только набирает обороты.

— Мне нет дела до других молящихся! — вдруг резко произнес отец Варлам. — Я был уверен, что Он слышит и внимает мне.

— Но почему вы так думали?

— Мне были знаки… Я не могу вам о них говорить. Просто поверьте.

— Да, я понимаю, — растерянно пробормотала Софья Георгиевна. — Но Бог часто нас не слышит.

— Как вы можете так говорить! Он слышит каждое наше слово, он знает каждую нашу мысль. — От возмущения отец Варлам даже привстал. — Я полагал, что вы настоящая христианка.

— Так и есть, я верю всей душой, — попыталась оправдаться она.

— В вашей семье ни у кого нет веры. У всех, кто в этом доме, ее нет. Слышите, что я говорю.

— Да, да, мы недостаточно верим. Но что же нам всем делать?

По лицу священника Софья Георгиевна вдруг поняла, что он не знает ответа на поставленный ею вопрос. Ей почему-то стало страшно и обидно. Что-то безнадежное накрыло ее.

— Вера ко всем вам придет в мучениях, — сделал пророчество отец Варлам. — Никому от этого не уйти.

Внезапно Софье Георгиевне захотелось покинуть эту душную келью как можно скорей. Ей не следует заводить с ним подобных разговоров, они вносят в ее душу смуту. А ее у нее и без того хватает.

— Это так ужасно, — сказала она. — Неужели ничего другого мы не заслужили?

— Это случится, если Господь к вам не низойдет. Иначе вас даже не постигнет раскаяние. А нет ничего страшнее не раскаявшегося грешника.

Софья Георгиевна невольно подумала о Виталии.

— Я пойду — сказала она.

Отец Варлам ничего не ответил, она с облегчением вышла из комнаты.

Михаил Ратманов уже полчаса говорил по телефону. Точнее, он почти все время молчал, лишь иногда издавал междометия и вставлял короткие слова. По лицу было заметно, что разговор неприятный.

Софья Георгиевна все это время молча сидела в кресле и наблюдала за мужем. Внутри нее все кипело, но внешне она старалась сохранять спокойствие. Она почти никогда не вмешивалась в его дела, более того, довольно смутно представляла, чем он вообще занимается. Несколько раз она пыталась это узнать, но супруг весьма неохотно рассказывал ей о своей работе. И она отстала от него, решив, что если он не желает посвящать ее в свои дела, то и ей не стоит лезть в них.

Наконец, разговор завершился. И едва Ратманов положил телефон в карман, Софья Георгиевна тут же вскочила с кресла и устремилась к мужу.

— Миша, мне надо срочно с тобой переговорить.

— О чем? — рассеяно спросил он. Было видно, что его мысли витают где-то далеко.

— О Виталике. Это очень важно.

— Что с ним?

У Софьи Георгиевне возникло ощущение, что муж никак не вернется в реальность, а блуждает по-прежнему в других мирах.

— Ты слушаешь, что я говорю? — Она схватила его за руку.

Этот жест помог ей вернуть мужа из неизвестных ей далей в комнату. Его взгляд приобрел осмысленность.