Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Будет не тот эффект. Нужно именно сейчас. Пусть все видят, почему страна так плохо справляемся с эпидемией. Народ готов взорваться, нужно только поднести искру. Кто знает, может этот сюжет ею и станет. Подумай об этом.

Азаров ощутил растерянность. В словах Ломако был свой резон, но время ли сейчас раскачивать ситуацию? Тогда эпидемия окончательно выйдет из-под контроля. Нет, прав он, Азаров, надо подождать.

— Саша, я все понимаю, но слишком большой риск, что страна окажется неуправляемой. Не время поднимать народ. Мы погубим множество людей.

— Думаешь, они и так не умрут. Другой такой благоприятной ситуации может долго не представиться. Алексей, это общее решение наших сотрудников. Кроме тебя, все за.

— Надеюсь, ты не забыл, что директор комитета пока еще я.

— Мы это прекрасно помним, но ты не можешь идти против всех. В противном случае… — Ломако замолчал.

— И что будет в противном случае?

— Мне бы не хотелось обсуждать этот вопрос. Никто не ставит под сомнение твои полномочия. Ты признанный наш лидер.

— Рад это слышать, — насмешливо протянул Азаров.

— И все же ты не можешь пойти против всех. Каждый из нас вложил в подготовку этого фильма огромные усилия. Вспомни, с каким трудом он создавался.

— Я прекрасно все помню.

— Нужно твое решение, Алексей.

— А если не соглашусь?

Ломако снова на некоторое время замолчал.

— Боюсь, но это внесет в нашу организацию раскол. Мы все равно вывесим сюжет в Интернет. Очень прошу, не делай этого.

Азаров почувствовал, что Ломако не шутит, комитет действительно может расколоться. И все же сейчас не время выходить на публику с такими разоблачениями. Но он, Азаров, знает, каким упрямым может быть его заместитель. В свое время именно за это качество он его им и сделал. И сейчас расплачивается за то решение.

— Вы не понимаете, что творите, — произнес Азаров.

— Как раз очень даже хорошо понимаем, — возразил Ломако. — Нельзя смотреть и мириться с тем, что делается. Пусть весь мир узнает, какой премьер коррупционер, как он живет, пока люди умирают от вируса, потому что нет достаточного количества мест в больницах, не хватает ни лекарств, ни медперсонала. Пусть они увидят, на что идут огромные деньжищи. Пусть полюбуются этой невероятной роскошью. Ну, вспомни, как мы все это обсуждали.

— Тогда не было эпидемии.

— Была, не было, какая к черту разница! Мы должны уничтожить этого мерзавца.

— Я полностью с этим согласен, если бы от него не зависело так много.

— Да как ты не понимаешь, ни черта от него не зависит! — взорвался Ломако. — Что-то ты, находясь в доме своего проходимца-братца, стал петь с его голоса.

— Не неси чушь! — разозлился Азаров. — С Михаилом мы постоянно конфликтуем.

— Хорошо, хорошо, я сказал, не подумав. Но это не меняет сути дела.

Но Азаров уже понял, что у Ломако эти слова вырвались совсем не случайно, он действительно так думает и ни он один. Его авторитет после отъезда к брату поколебался. И если он сейчас запретит вывешивать сюжет про премьер-министра, то может окончательно погубить свою репутацию. Но что самое худшее в этом раскладе, его, скорее всего в любом случае не послушают.

— Мы все с нетерпением ждем твоего решения, — снова раздался в телефоне голос Ломако.

— Делайте, что решили, — сказал Азаров.

— Ты поступаешь правильно, — уже другим, гораздо более радостным и приветливым голосом произнес Ломако. — Завтра вся страна будет гудеть. Что там страна, весь мир.

— Будет, — согласился Азаров, не испытывая от этого никакой радости. Его не оставляло ощущение, что он, поддавшись давлению со стороны своего заместителя, совершает непоправимую ошибку.

Азаров ясно сознавал, что он, как некогда Юлий Цезарь, только что перешел Рубикон. Публикация расследования о коррупционных связей премьер-министра не может не повлиять на жизнь всех, кто причастен к ее появлению. И можно только гадать, какая реакция последует в ответ.

Все те годы, что он руководил Комитетом борьбы с коррупцией, требовали от него большого мужества. Даже нереально сосчитать количество угроз, которым он подвергался, сколько раз его репрессировали. Одних тюремных заключений было несколько. Но при этом до сих пор он ощущал, что власть, против которой боролся, которую нещадно разоблачал, все же сдерживает себя, не переходит некой невидимой, но существующей красной черты. Между ним и ею было заключено негласное соглашение, что стороны соблюдают некие правила игры. Да, он подвергался преследованиям, но при этом его не покидало ощущение, что его жизни и жизни его близких не угрожает смертельная опасность. И, в общем, до сих пор так оно и было.

Если быть откровенным с самим собой, то он ценил такую ситуацию, она вселяла в нем уверенность, что ничего страшного ни с ним, ни с членами его семьи, ни с его сотрудниками не случится. Ну, встретят на улице, изобьют, но не до смерти, ну, посадят в тюрьму, но ненадолго. Конечно, там не сахар, условия отвратительные, но их можно вытерпеть, тем более зная, что в скором времени выпустят.

Но сейчас Азаровым владело предчувствие, что все может резко измениться. Это расследование уже выстрел из орудия совсем другого калибра, это огонь по самой верхушке, по второму лицу в государстве. И надеяться, что не последует ответ, просто наивно.

Азаров не мог скрывать от себя того факта, что он боится. У каждого человека есть предел мужества, вот он и подошел к его краю. Да и вообще, все это очень не вовремя, он, Азаров, действительно уверен, что обнародование расследования следовало бы отложить хотя бы до момента, когда эпидемия пойдет на спад. И без того, в стране все держится на соплях, вот-вот рухнет вся система здравоохранения. И что тогда будут делать люди, кто их станет спасать, вытаскивать с того света. Ни Ломако, ни другие сотрудники Комитета не желают принимать во внимание это обстоятельство, они упоены возможностью мощно и больно ударить по противника. А то, что этот удар, придется по всему населению, включая их самих, об этом думать не желают.

Азарову вдруг сильно захотелось с кем-то поговорить на эту тему. Пожалуй, это сделать он может только с сыном, все остальные обитатели дома далеки от подобных этих дел.

Ростик сидел на кровати и что-то читал в Интернете. При виде отца он оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на него.

— Не помешаю? — спросил Азаров, садясь неподалеку от сына.

— Я общался со своими единомышленниками, но я уже кончил.

— И что говорят единомышленники?

— Да одно и то же. Пора кончать с этим омерзительным режимом. Нельзя, чтобы он пережил эпидемию. Нужно нанести по нему смертельный удар.

— Я вижу, они решительно настроены.