Эмма Донохью - Притяжение звезд

Я смотрела на скрючившуюся под одеялом Айту Нунен. То ли ей приподнять голову, чтобы облегчить дыхание, то ли ноги, чтобы снизить пульсовое давление? А если оставить лежать плашмя – будет ли так для нее лучше или совсем не лучше, учитывая все ее недуги. И то правда: каждый симптом – слово на языке болезни, но что делать, если я их не слышу, не различаю?

Брайди принялась протирать пол шваброй, хотя я ее даже не просила. Эта девушка обладала просто безграничной работоспособностью. Я ее поблагодарила.

– Да не за что, Джулия!

Она произнесла мое имя немного робко, словно пробовала на язык.

За окнами стемнело: отгорел последний дневной луч.

– Ненавижу осенние вечера, – пробормотала Брайди.

– Правда?

– Когда наступает ночь и тебе пора в постель, а ты не можешь уснуть, как ни стараешься. И проклинаешь все на свете, потому что утром будет невмоготу подниматься по будильнику.

Такой жизни не позавидуешь, подумала я и решила, что семейство Суини едва сводит концы с концами. Интересно, родители с ней грубы?

Раздался глухой удар, точно упало что-то тяжелое.

Я взглянула на койку слева: она была пуста, только простыни взметнулись волной.

Я обежала вокруг кровати, где лежала Мэри О’Рахилли, больно ударившись голенью о металлическую ножку.

Айта Нунен привалилась спиной к плинтусу, закатив глаза и беспомощно дрыгая руками, точно плавниками. Ее ноги увязли в одеялах. Падая, она ударилась головой об угол прикроватной тумбочки.

– Господи боже мой! – воскликнула Брайди.

Я не поняла, дышит ли Айта Нунен. От ее промежности ударил смрад испражнений. Встав на колени, я подложила ей под голову подушку. И тут ее рука огрела меня по груди.

– Может, сунуть ей в рот ложку? – предложила Брайди.

– Нет, – возразила я, – ложка может сломать ей зубы. Дай еще подушек!

Топот. Брайди принялась шумно шарить по полкам комода.

Я беспомощно стояла на коленях, а Айта Нунен билась в конвульсиях. Из уголка ее рта сочилась розоватая пена. Мне нужно было перевернуть ее на бок, чтобы она не захлебнулась, но это было невозможно: она застряла в узком проеме между кроватью и тумбочкой. Ее ноги, запутавшиеся в одеялах, так и остались на кровати.

Мне вспомнилась детская молитва: «Дева Мария, Пресвятая Богородица, молись за нас, грешных, ныне и присно…»

Брайди бросила мне в руки три подушки.

Но тут Айта Нунен обмякла. У нее не было сил пошевелиться.

Я отерла ей рот фартуком, нагнулась и прикоснулась щекой к ее губам.

– Что ты делаешь?

– Шшш!

Я подождала. Но не ощущала ее дыхания, вообще ничего.

– Помоги мне ее перевернуть лицом вниз.

– Прямо на полу?

Разговаривая со мной, Брайди одновременно расправляла скомканные простыни, наконец высвободила голени Айты Нунен, и обе ее ноги упали на пол – белая распухшая и тощая.

Мы уложили ее плашмя, прижав одну щеку к половицам. Мне бы следовало сесть рядом с ее головой, но места не было совсем. Я начала сильно нажимать ей на спину, стараясь запустить легкие. Потом широко расставила ноги и, нависнув над ней и заложив ее руки с пожелтевшими ногтями ей под лицо, притянула к себе оба локтя, чтобы расширить область грудины. Дергая за локти, я одновременно стала нажимать на ее ребра сзади. Дернула – нажала, дернула – нажала. Но сколько ни меси огромный ком сухого теста, хлеба все равно не испечешь. Когда я бросила это занятие, в палате повисла тревожная тишина.

Взглянула на свои часы: пять тридцать одна.

– Она что…

Я не могла ничего ответить Брайди. События этого дня оказались для меня слишком тяжелы. Я закрыла глаза.

Брайди схватила мою руку. Я попыталась вырваться, но она меня не отпускала, а только крепче держала.

И тогда я сама сжала ее руку. Я вцепилась ей в пальцы, да так, что, наверное, сделала ей больно.

Через несколько долгих секунд я отняла руку и вытерла лицо. Только испарина. Я не могла позволить себе плакать.

Я принялась делать подсчеты в уме. Сестра Финниган, измерив высоту матки над лобковой костью, примерно определила, что Айта Нунен была на двадцать девятой неделе. В этом случае мне не оставалось ничего другого, как найти какого-нибудь врача, чтобы тот зафиксировал ее смерть. Теоретически рассуждая, младенец был жизнеспособен, начиная с двадцать восьмой недели, но вплоть до тридцатой шансы выжить у него были минимальные, потому что, согласно политике больницы, недоношенных и нереагирующих младенцев никто не пытался оживить.

И кроме того, в последние дни беременности матка опадает, девять месяцев можно принять за восемь, а то и за семь. Так что была хоть и малая, но ужасная вероятность, что сестра Финниган ошиблась в расчетах, и Айте Нунен – с ее измученным чревом, с трудом носящим двенадцатое бремя, – на самом деле настал срок рожать.

– Брайди, приведи врача – и как можно быстрее.

– Может, я сначала помогу тебе уложить ее в кровать?

– Иди! – прикрикнула я.

Я не могла повторить вслух свои жуткие подсчеты.

– Бегу! Доктора Линн?

Я взмахнула рукой.

– Любого хирурга!

Чтобы сделать умершей роженице кесарево сечение, вовсе не обязательно звать акушера, сгодится любой врач, даже молодой хирург широкого профиля, поскольку речь не шла о том, чтобы спасти мать, – нужно было только сделать разрез ее мертвых тканей и вынуть крошечного младенца. При этом в запасе оставалось двадцать минут – но чем скорее, тем лучше, чтобы уменьшить риск повреждения мозга новорожденного.

– Иди же! – заорала я.

Топот ее ног растаял в коридоре.

И только тогда я почувствовала ужасную слабость.

Делия Гарретт села в кровати и смотрела на меня осуждающим взглядом, как будто эта палата была преддверием ада, а я ее стражем.

– Миссис Нунен… скончалась?

Я кивнула:

– Мне очень жаль, что вы…

– Тогда зачем вы кричите? Теперь-то какая спешка?

Я не стала рассказывать ей, что иногда хирургам удавалось извлечь младенца из чрева матери, покуда та еще была теплая.

Подхватив Айту Нунен под мышки, я втащила ее на кровать. От натуги у меня свело спину. Взвалив покойную поверх одеяла, я закрыла ее удивленные глаза и сложила руки на груди крест-накрест. Но одна рука соскользнула и повисла над краем койки, и тогда я вернула ее обратно, сунув под одеяло. В отсутствие священника я сама пробормотала: «Даруй ей вечный покой, и да пусть воссияет над ней вечный свет».

Я подавила искушение взглянуть на часы; минуты бежали одна за другой, и я все равно ничего не могла сделать, чтобы замедлить их бег. Может быть, Брайди будет искать врача дольше двадцати минут, и в таком случае мы избавим себя от этой жуткой процедуры.

Я сняла с себя фартук и бросила в бак с грязным бельем. Надела свежий, чтобы быть готовой ко всему. Но что я могу сделать, кроме как переступать ногами?