Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Ego te baptizo, Barnabas, in nomine Patris [50] Я крещу тебя, Барнабас, во имя Отца… (лат.) …

Начав лить воду ему на лобик, я испугалась, что он его наморщит, но нет.

– …et Filii…

Я продолжала лить воду.

– …et Spiritus Sancti [51] …и Сына, и Святого Духа (лат.). .

В третий раз окропив младенца водой, я призвала к нему Святой Дух.

Брайди нарушила тишину:

– Что, это все?

Я кивнула и взяла у нее Барнабаса.

Она одним глотком осушила стакан.

Я удивленно взглянула на нее.

– Извини, меня мучает ужасная жажда.

Меня внезапно охватил страх, и сердце бешено забилось. Розоватый блеск веснушчатых щек. Два пятна румянца на скулах. Никогда она еще не выглядела симпатичнее.

Я положила Барнабаса в колыбель и приложила тыльную сторону ладони ко лбу Брайди. Небольшой жар.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Немного голова кружится, – призналась Брайди, – и все.

Снова наполнив стакан водой из кувшина, она залпом выпила, ее глотка при этом ходила ходуном.

– Спокойно, спокойно, – озабоченно сказала я.

Но она только захохотала.

– Пью-пью, все никак не напьюсь.

Вот тут-то я и услышала, что голос у нее слегка осип и из недр ее легких донесся едва слышный присвист, точно порыв ветра сквозь листву вдалеке.

Я постаралась точнее сформулировать вопрос:

– Тебе что, тяжело дышать?

Она широко зевнула.

– Да я просто устала. И у меня всегда побаливает горло, когда я простужаюсь.

Но насморка, как при обычной простуде, у нее не было. Мой мозг отмечал, как часы отсчитывают секунды, каждый симптом, на который я только сейчас обратила внимание.

Чихание.

Боль в горле.

Жажда.

Головокружение.

Суетливость.

Бессонница.

Нарушенная координация движений.

Нервозность.

Я вдруг поняла, что не хочу произносить это слово. Но это было именно оно: суеверие. И я подчеркнуто беззаботно сказала:

– Ну, это явно не инфлюэнца. Потому что никто ею не заражается дважды.

У нее чуть скривились губы.

– Брайди!

Она не ответила.

Меня тотчас охватила ярость.

– Ты же мне говорила, что давным-давно переболела гриппом!

(Она сказала мне в первое же утро. Два дня назад – неужели так недавно? А кажется, будто с того момента, как она влетела в мою палату без маски, без всякой защиты, прошла целая жизнь.)

Брайди отвела глаза.

– Наверное, это был обычный грипп. А может быть, это сейчас у меня обычный грипп?

Мне пришлось буквально прикусить губу, чтобы не брякнуть: «Любой грипп, которым сегодня заболевают люди, представляет опасность».

Господи! У инфлюэнцы инкубационный период составляет всего два дня, а это значит, что она подхватила его здесь, в этом крошечном очаге заражения.

Я постаралась не закричать:

– У тебя вообще что-то болит?

Слегка передернула плечами – знакомое движение.

Я взяла ее за локоть.

– Где болит, Брайди?

– Ну, немного тут и тут.

Она тронула лоб, шею, затылок.

Мне захотелось ее стукнуть, обнять.

– Где еще?

Ее рука двинулась к лопаткам, к пояснице, к бедру. Потом она торопливо отвернулась и судорожно чихнула, прикрывшись рукой.

И виновато произнесла:

– Похоже, я таки подхватила этот грипп, или он подхватил меня.

Мне пришло в голову, что щеки у нее все же не румяные, а красные, очень яркие – как грим участницы рождественской пантомимы. (Интересно, Брайди хоть раз была на такой пантомиме?) Красный – коричневый – синий – черный…

Я услышала, как Мэри О’Рахилли ее успокаивает:

– Да этот грипп не такой уж и страшный. У меня в детстве был куда хуже.

Молодая мать, конечно, говорила это с самыми лучшими намерениями, но я была готова ее поколотить.

Собрав волю в кулак, я уверенно произнесла:

– Конечно, все будет хорошо, Брайди.

Но я заметила, что ее начало знобить.

– Главное – отдых. Давай-ка я уложу тебя в кровать.

– Где? – удивилась она.

Я на мгновение стушевалась, а потом кивнула на пустую койку справа, где раньше лежала Делия Гарретт и которую мы с Брайди перестелили только сегодня утром.

– Но… я же не рожаю.

Дело в том, что я просто не могла отправить ее в приемный покой, где она могла проторчать несколько часов. Если у нее инфлюэнца, промедление было чревато опасными последствиями, и хотя оставался небольшой шанс, что это не инфлюэнца, рисковать не хотелось: в столь отчаянной ситуации нужно было прежде всего исполнять свой врачебный долг (да с кем я спорила?).

– Это не имеет значения, – сказала я, – вот, надень-ка… – Я нашла для нее в шкафу свежую ночную рубашку. – Справишься?

Брайди громко чихнула, заглушив свой ответ.

– Извини!

Наказывали за то, что чихала на мессе, вспомнила я ее рассказ.

Она стыдливо повернулась ко мне спиной и стала расстегивать пуговки своей блузки.

Потом я дала ей чистый носовой платок, сунула под язык термометр и начала заполнять медицинскую карту, как будто она была пациенткой: Брайди Суини. Возраст: двадцать два года (примерно). Я не знала многих ее данных. Мне претила мысль указать дом матушки настоятельницы монашеского ордена сестры Люк в качестве ее места жительства. Врач приемного покоя… прочерк. Я попыталась вспомнить, когда поставила ей термометр… минута уже прошла? Время текло странным образом. Я наклонилась над Брайди и дотронулась до ее челюсти.

– Открой рот.

Ее сухие губы разомкнулись, и я взялась за термометр. Когда я его вынимала, ее губа прилипла к стеклу, кожа чуть треснула, и появилась капелька крови.

Я протерла стеклянный цилиндрик и увидела: 39,2 °C. Высоковато, но не такая высокая температура, какая обычно бывала при этом гриппе, успокоила я себя.

Выбежала из палаты. Я торопливо шагала по коридору мимо медсестер и врачей, обгоняя еле тащившихся больных. Заглянула в женское инфекционное и, поскольку никак не могла запомнить имя дежурной медсестры, просто позвала:

– Сестра? Сестра?

Маленькой монахине такая форма обращения не понравилась.

– В чем дело, сестра Пауэр?

– Моя помощница неважно себя чувствует, – звонко произнесла я фальшиво обыденным тоном. – Вы не могли бы кого-то прямо сейчас отправить за врачом?

Я не уточнила, кому понадобился врач. Я не могла признаться, что уложила в кровать волонтерку, которая даже не прошла предварительный осмотр в приемном покое.

Монахиня сказала со вздохом:

– Хорошо.

Я сглотнула уточнение: «Немедленно!»

Вернувшись в палату, я увидела, что Брайди уже лежит под одеялом, а ее одежда сложена на стуле рядом.

(Вот тут мне стало предельно ясно, каково это расти в приюте, всегда зная, что за нерасторопность тебя ждет наказание розгами.)

Я не могла сейчас строить из себя главную по палате, потому что я так боялась, что едва дышала, но ведь кроме меня никого и не было. Как говорится, нужда заставит. Я усадила Брайди, подложив ей под спину две подушки. Принесла из шкафа четыре пропахших фосфорным раствором одеяла. Потом сделала горячее питье с виски, не пожалев спиртного. Брайди дышала немного учащенно, пульс тоже был слегка повышен. Я записала все показания в ее медкарту, стараясь подойти к делу по-научному. Во всяком случае, кашель ее не мучил.