Шубханги Сваруп - Широты тягот

Устав сидеть на корточках, Газала присаживается на кучку камней, не дающую ручью резко свернуть в сторону. Стягивает с головы платок, чтобы насладиться прохладным ветерком, пока ее руки отдыхают, — одежда внука вся в жирных пятнах, отмывать их непросто. Потом раскуривает биди. Ей не терпится продолжить мысленную беседу с обладателем жемчужных серег. Когда же еще помечтать и поразмышлять о жизни, если не во время стирки?

“А как насчет облаков?” — спрашивает его она.

“Что случилось с облаками? — удивляется он. — Куда они сегодня пропали?”

“Кто они?” — допытывается она.

“Облака… — Он размышляет. — Это видения”.

“А горы?”

Раньше Газала и представить себе не могла, что на свете есть горы, подобные Каракоруму. Лишенный зелени, жизни и всяких ее признаков, каждый пик напоминает обломок кости или изуродованный скелет без кожи и плоти. По пути сюда она видела синие, фиолетовые, оранжевые, желтые и розовые горные вершины. Через несколько дней после того, как они одолели перевал Зоджи-Ла, внук сделал небольшой крюк, чтобы показать ей Лунную долину. Этот пейзаж, объяснил он, смахивает на поверхность Луны. Она подивилась на огромные возвышения и загогулины из скал, бросающие вызов законам геометрии и требованиям эстетики. Как и этот ландшафт, так и луну, заключила она, выдумал ребенок, едва научившийся ходить. Кричащая пестрота и странные формы — все будто намалевано в спешке.

“Горы — это правда, — говорит Апо. — Это остатки истины, таящейся за всем сотворенным. Кажется, они вот-вот рассыплются, так хрупко их равновесие”.

“А вода, которая ревет в Инде и тихо дремлет в озерах?”

“Мадам, горы и облака, истина и видения — всё отражается в зеркале воды. Так же, как прошлое и будущее. Все они свойства настоящего, как рев и тишина, о которых вы говорите. Вода — стихия, полная возможностей. Это и есть настоящее”.

Газале нравится, когда он называет ее “мадам”. Интересно, думает она, зачем ему понадобилось ее имя? И зачем она спросила, как зовут его? Ведь у нее все равно не хватает смелости обратиться к нему по имени — когда ей надо привлечь его внимание, она покашливает или мусолит кончики своего платка.

“А я кто?” — спрашивает она.

Ее собеседник погружается в молчание. Она гасит биди и возвращается к стирке. Чистая одежда плавает в ручье, словно водоросли. Газала споласкивает ноги и вынимает вещи из воды. Потом развешивает на ветвях — солнце такое жаркое, что всё успеет просохнуть, пока она выкурит еще одну сигаретку. Для этого удобнее снова присесть на камни.

“Ты не газель, не стихотворение и не песня, — слышит она его голос. — Ты и не муза. Я знаю тебя. Ты — поэт”.

Газала забывает поджечь биди. Сигарета так и лежит у нее на коленях, а сама она вновь проваливается в грезы.

* * *

В сумерках дотлевающего дня и воспоминаниях об Инде, беснующемся далеко внизу, Апо обнимает ствол орехового дерева. Приложив глухое ухо к шершавой коре, он слушает истории, которые прячутся в ее глубоких бороздах. Этот орех — его друг, старинный и дорогой. Много созвездий тому назад оба они были альбатросами, пересекающими пустыню, на месте которой еще плескался океан. Летели над морями и берегами целые годы, и ничто не нарушало их одиночества. Но когда они встретились, началось бесконечное кряканье, обмен историями и приключениями.

Когда Апо впервые пришел в деревню, его обнаружили под этим самым деревом — обгорелый, в восторженном забытьи, он разговаривал с его плодами. Позже он проводил здесь ночи, отвергнутый местными жителями как нечистый, зараженный внешними верованиями и обычаями. Этот сад был его домом.

Потом возобновились землетрясения, и местные открыли способность чужака их предсказывать. Не обращая внимания на попытки его игнорировать, Апо гуртом загонял их к вершинам. За один месяц они благополучно перенесли три разрушительных бедствия. Апо принял здешние традиции и образ жизни. В конце концов его признали своим и поселили в доме владельца сада. Вскоре уже никто не помнил, что он пришлый. Как и все остальные, он носил цветастую шляпу, молился феям, спрашивал совета у можжевеловых деревьев и работал в поле. Ну так и что же, что он выглядел иначе — с раскосыми глазами, смуглее и меньше ростом? Теперь он стал дракпо.

Апо женился на дочери хозяина и унаследовал сад. В самые душные дневные часы и в теплые ночи он возвращался спать сюда. А вот теперь вернулся в сумерки.

Смеясь над историей, которую только что поведал ему орех, Апо чувствует, что за ним наблюдает кто-то со стороны. Чужой взгляд падает на него, словно тень грозовой тучи, — тяжкий и полный ожидания. Он оборачивается.

— Ты настоящая или снишься мне? — спрашивает он. — Или ты отыскала дорогу в мою память?

— Сны посещают только спящих, — отвечает Газала, но Апо ничего не слышит. Не в силах отвести глаза, он смотрит, как его видение шагает к нему. По сравнению с женщинами дракпо ее одежда тускла. Кроме того, иногда она выглядит как мужчина.

— В этом возрасте… какая разница? — говорит он вслух. — Сны, память, желания… Подойди ближе, я поделюсь с тобой чудесными историями, которые рассказало мне это дерево. Я пришел сюда несколько часов назад и никак не могу уйти.

Она прижимает ухо к коре. Но все, что она слышит, — это как там тихонько грызут и сверлят.

— Слышишь? — спрашивает он.

— Нет.

— Подойди поближе, Газала. Не стесняйся. Это тебе не Индустан и не Пакистан. Здесь все вольны делать то, что хочется. Прошлой ночью мой друг видел чимо . Он приходит в сад за абрикосами.

— Кто это?

— Человек-медведь. Неужто вы, кашмирцы, не знаете? Чимо — легенда. Больше чем Александр с его армией. Тибетцам он сулит удачу, а для непальцев встреча с чимо — дурной знак. Китайцы считают его пенис необходимым ингредиентом эликсира юности. А немцы думают, что он последний чистокровный ариец, представитель племени, спустившегося с неба в самое высокое место на земле. Кто только не приезжает сюда в горы его ловить! Но где он живет, никто не знает. Видели только огромные следы. А его самого никто не видел, только этот мой друг. Хочешь послушать его рассказ?

Апо не ждет ответа.

Чимо живет в Стране ледников, выше, чем пики над деревней. Он живет совсем один в ледяной пещере. Летом он медитирует. Зимой, когда медведи впадают в спячку, танцует под снегопадом. Если бы вам удалось незаметно подкрасться к чимо, вы услышали бы, как он насвистывает и напевает себе под нос. Его песенки абсолютно не похожи на человеческую музыку. В природе нет ничего, соответствующего этим странным мелодиям. Он так одинок, что научился языку звезд.

Он робок. Он убегает от всех живых существ, если только не охотится за ними. Он ест мясистых животных — таких, как сурки, овцы и яки. Еще он нежен. В отличие от чимо из других краев, он не похищает красивых девушек и не убивает отважных кочевников. Но с тех самых пор, как индийская и пакистанская армии затеяли в ледниках войну, чимо начал спускаться в деревни. Его дом взят в осаду. Бремя сохранения мифов легло целиком на его плечи.