Алиса Ханцис - Аквариум

— Слушай, — сказала Тина, когда Тео вышел на задний двор за собакой, — я хочу кино посмотреть, но не знаю, как выбрать. У тебя же полно всего — порекомендуешь что-нибудь?

— Конечно. Тебе грустное или веселое?

— Мне такое, — сказала она медленно, глядя сквозь Мика, — чтобы взяло за глотку, затащило в угол и отымело. Но только талантливо.

Он подумал.

— Да, — сказал он. — Пойдем.

Они вошли в видеосалон. Мик вынул с полки диск и протянул ей.

— Спасибо, — Глаза у нее потемнели. — Я скоро верну.

Когда прощались в прихожей, Ми сделала странное: приподнялась на цыпочки и погладила Тео по стриженой голове, как маленького. Мику почудилось, что тот хотел улыбнуться в ответ, но не смог.

Дверь за ними закрылась. Всё было решено.

Мика это так взволновало, что он не мог даже сдвинуться с места. Потом, когда сердце стало утихать, он нажал ладонями на колеса и проехал весь дом насквозь, а потом обратно. И еще раз, и еще, пока стены узкого коридора не начали сокращаться в сладком спазме. В голове у него зашумело. Надо было срочно выпить. Он налил коньяка и сел в видеосалоне перед пустым экраном. Он думал о самом первом сеансе в Комнате, и ему не нужна была кассета, чтобы увидеть всё как наяву.

Они с Тео были жутко довольны собой, когда придумали этот сценарий. Сейчас он понимал, что там было много ерунды, но уж очень их пленила новизна идеи. Писать для Тины было легко. Тео взял за основу ее рассказ о приключении в клубном подвале. Смотри, сказал он, как круто можно тут сыграть на контрасте: она еще ребенок и, попав во взрослое и трэшовое место, воспринимает его совсем не таким, какое оно есть. Ну как если бы трехлетку пустить в секс-шоп и позволить там играть. Но она же взрослая, возразил Мик. Да, согласился Тео. Надо подумать, как это решить. Наутро он проснулся с идеей и позвонил Мику. Они нашли двух девочек из балетного училища, лет по семнадцати, и те с радостью согласились участвовать. Девочки оказались смышленые, и достаточно было один раз прогнать сцену, чтобы они запомнили свои партии. Дальше надо было импровизировать. Труднее всего было Ми: ей нужно было снять всё с одного дубля, потому что второго дубля в Комнате не бывает. Привлекать второго оператора, чтобы можно было снимать отдельно крупные планы, они не хотели. Оставалось положиться на Ми с ее чутьем. Ми не подкачала. Звук писали синхроном, фонограммы не было. Для Мика эта игра так и осталась недосягаемым образцом совершенства: повторить ее успех было так же невозможно, как и снять великое немое кино в звуковую эпоху. Хотя он сам понимал, что эта аналогия была не совсем точной. С метафорами ему сегодня не везло.

Начало игры было непримечательным. Мик подумал, что это противоречило подуманной ранее мысли о недосягаемом образце, но в его сознании, размягченном коньяком и потому пластичном, оба заявления без труда уживались друг с другом. Итак, начало игры он даже не мог сейчас вспомнить — это была типичная для Тео бродилка со слегка юмористическим и парадоксальным оттенком. Балетные девочки в трико скользили по Комнате, грациозно уворачиваясь от Тины и скрипя натертыми тальком подошвами. Тео надел одной из них полупрозрачную белую маску, и девочка застыла перед Тиной в третьей позиции. Тина привычно исследовала препятствие, нащупала маску, и тело ее совершило едва уловимое движение, не поддающееся описанию. Мик пытался смотреть этот кусок на половинной скорости, но так и не смог подобрать слов. По телу будто пробежала волна. Все знали, что в игре не бывает больше одного жмурика. Тео рассчитал эффект с ювелирной точностью: прицел у сестры был сбит. Она удивилась.

Девочка шагнула назад, встала на пуанты и сделала полупируэт, махнув точеной ногой в миллиметре от Тины. В этом месте у Мика всякий раз перехватывало дух: таким поразительным был контраст между белоснежной, как фигурка со свадебного торта, балериной и сестрой, одетой в черное и слепо застывшей в центре Комнаты. Тина помедлила и двинулась на скрип атласных туфель. Тео, как дирижер, сделал девочкам знак, и они быстро и ловко приняли нужное положение. Ми сменила точку; даже с увесистой видеокамерой на плече она ступала по Комнате бесшумно, как тигр. Тина уже почти достигла цели, которую поставили ей братья — а именно, ткнулась руками в плечо одной из балерин. Двинулась выше, к лицу, полускрытом такой же маской; к другому лицу, прильнувшему щекой к подруге. Тина удивилась сильнее, повела руки вниз и обнаружила балерин слившимися в объятии, манерно выгнутыми и даже, как мерещилось Мику, совершающими какие-то не предусмотренные сценарием телодвижения. Он поймал себя на том, что хочет прикоснуться к ним сам; взглянул на жену, увидел бесстрастный, всё понимающий и всепрощающий глаз, и понял, что вот так, на камеру, он не может.

В следующий миг он забыл обо всем на свете: Тео снялся с места, а это означало, что сейчас будет импровизация. Брат стянул через голову футболку, закинул ее в угол и подошел к сестре. Правила он соблюдал свято, поэтому руки держал опущенными. Он улыбнулся Мику, ловко подвернулся Тине под руку гладким боком и сделал один-единственный короткий вдох. Он подцепил ее на крючок этим вдохом, и Тина накрыла ладонью рот, как когда-то Ива. Мик прекрасно помнил, что он ощутил в тот момент. Ему заливало глаза новым чувством, сладким и темным, как патока. Он знал, что влип насмерть, но освобождаться не хотел. Он видел, как искрит между ними воздух, и треск его был похож на звук рвущейся ткани. Тео снова начал дышать. Тина оцепенела.

Ни до, ни после, ни в Комнате, ни в жизни Тео никого не провоцировал с такой виртуозностью. Он вообще предпочитал, чтобы провоцировали его.

Тина отмерла, стиснула кулаки и отвернулась.

Потом она потребовала, чтобы запись стерли. Мик сказал, что так и сделает, но, разумеется, делать этого не собирался. Месяц спустя Тео пришел к нему и обнаружил кассету нетронутой. Мик хотел отшутиться, ведь правила были всего лишь частью игры; но увидел лицо брата и осекся. Тот смотрел не мигая, очень спокойно и даже чуть устало. Мику почему-то захотелось втянуть голову в плечи.

— Я сотру, — быстро сказал он.

— Дай сюда. Я сам сотру.

Мик крутил в пальцах опустевший бокал и думал не про будущий сеанс, не про Иву, не про Тину, а про брата. Он знал, что никогда не станет таким, как Тео, хоть расшибись в лепешку. А ведь когда-то они были ровня. Он еще помнил Тео плачущим, хотя Тина утверждала, что это вранье. Помнил моменты его бессилия, помнил, как они вместе боялись — ужастиков по телеку, гопников в переулках. Позже Мик боялся плохих оценок, насмешек девчонки, за которой волочился в шестом классе, и тому подобной ерунды. А Тео стало пофигу на всё. Мик искоса наблюдал за ним, пытался ему подражать, но так и не понял, в чем его секрет.