Алиса Ханцис - И вянут розы в зной январский

У станции они погрузились в извозчичью вагонетку и вскоре добрались до знакомой улицы, обсаженной пятнистыми платанами. Обе борзые выбежали к воротам, дружелюбно обнюхали каждого и вернулись на веранду, где стоял, поджидая гостей, Эдвин. Видно было, что он смущен, хоть и пытается скрыть это за нарочитой сдержанностью. Поздоровались, церемонно и настороженно, и вошли в холл, сразу сделавшийся тесным.

– Вы точны, как часы, – весело приветствовал их мистер Вейр. – Добрый день, мисс Делия. Мисс Вонг Чи, как неожиданно снова вас видеть.

– Неужели вы помните моя имя? – удивилась Фрэнки.

– Помилуйте: единожды запомнив такое имя, трудно его забыть.

– Ты, кажется, что-то обещал мне, – вмешалась Ванесса, и он мигом подчинился – не без удовольствия, как взрослый позволяет ребенку взять над собой верх в игре.

В гостиной уже был накрыт чайный столик. Кресло, в котором обычно сидела тетка – плюшевое, с подушками под спину и толстыми валиками вместо подлокотников – пустовало, и это сразу бросилось в глаза. Бывают такие люди: их присутствия не замечаешь, но как только они исчезают, ты понимаешь, что привык к ним. Сейчас тетка, должно быть, шевелила спицами в другом кресле и в другой гостиной, за семьдесят миль отсюда. Она постоянно что-то вязала – покрывальца, теплую одежду для бедняков, которым помогала методистская миссия. Когда-то, говорила Ванесса, они сидели вот так вдвоем – бабушка пряла, Хильда вязала, и было в этом что-то изначальное.

Появилась горничная, неся кипяток и два больших блюда с бутербродами и кексами. Угощение было как нельзя кстати: питались художницы кое-как, нередко ограничиваясь только завтраком и ужином. Поселившись в Темпл-корте, Делия взяла стряпню на себя, но много ли наготовишь на примусе? Когда девушкам надоедали яйца и консервы, они ходили в шестипенсовые забегаловки, которых в городе было видимо-невидимо.

Ванесса, уже без перчаток и шляпки, но по-прежнему в белом теннисном платье, разливала чай. Тем временем мистер Вейр, которому явно приятна была роль хозяина дома, сменил насмешливо-любезный тон на дружелюбный и завел подобающую случаю беседу.

– Чем вы занимаетесь, мистер Пирс? – спросил он.

– Я биограф.

– В самом деле? И о ком же вы пишете?

– О Маркусе Кларке.

За лаконичностью ответов Делии почудилась скорее склонность гостя к четкости формулировок, чем необщительность. Обилие вопросов, казалось, совсем его не раздражало, и так, каплю за каплей роняя, он рассказал о себе. Работал то там, то сям – почтальоном, клерком; по вечерам сидел над книгами в библиотеке, получая таким способом образование – как многие, добавил он с усмешкой. Стал писать статьи в газеты, так и дорос до литературной деятельности.

– Быть биографом, должно быть, непросто, – заметил мистер Вейр. – Это требует самоотречения.

– Не все жаждут славы, – был ответ.

Какое-то время все молчали, впечатленные этой отповедью; а затем Фрэнки сказала: не правда ли, странно, что трое крупнейших австралийских литераторов умерли молодыми и в нищете?

– А сколько это в процентах от общего числа? – поинтересовался Эдвин.

– Общее число не так велико, как тебе кажется, – сказала Ванесса. – Да и дело не в этом: было много писателей, художников с такой судьбой – даже в Англии, где народ культурней, чем здесь. Но есть вещи, которые там вряд ли могли бы случиться. Вот слушайте. Один наш художник – большой художник, поверьте мне, – написал картину. Ее купил какой-то богач, чтобы украсить свое поместье. Как-то раз к нему приехали гости, и от скуки им вздумалось пострелять. А картина, как на грех, изображала пастбище с коровами. Понимаете? Недавно ее снова выставили на продажу – с дырками в холсте. Так вот, – она выдержала паузу и веско подвела итог, – не знаю, как вам, а мне стыдно жить среди людей, которые стреляют в картины.

– Вы требуете невозможного, – сказал Паскаль. – Совсем недавно тут жили одни каторжники, откуда взяться культуре?

– Конечно, – подхватил Эдвин. – Да и вольным поселенцам было не до того. Они думали о том, как выжить.

– Но библиотеку-то они основали, когда еще и города не построили толком, – Фрэнки, забывшись, достала свой маленький портсигар, но тут же спрятала обратно. – В каком году это было, мистер Пирс?

– В пятидесятые. Не помню точно.

– Ну вот. Всего каких-то двадцать лет после прибытия Бэтмена [40] Джон Бэтмен (1801–1839) – основатель Мельбурна. .

– Библиотека – другое дело, – не сдавался Эдвин, – как и университет. Инженеры, врачи всегда нужны, в отличие от художников.

– Хорошо, – сказала Ванесса, – тогда объясни нам: для чего рисуют чернокожие? Они ведь дикари. Их должно заботить только то, где взять пищу и чем укрыться на ночь.

– Я не специалист по ним. Может, они так пишут послания друг другу.

– А вы, мистер Вейр? – с веселым вызовом спросила Фрэнки. – Что вы думаете о людях, которые стреляют в картины?

Он отозвался без промедления, ничуть не смутившись.

– Насчет тех людей ничего не могу сказать. Предполагаю, что они были заядлыми спортсменами, людьми практического склада, у которых нет времени на ерунду. Пили много пива, много курили и вообще ценили простые радости. Это все не так интересно, потому что их вы встретите на каждом шагу. Но я скажу вам вот что: если художник сумел изобразить коров так, что подвыпившая компания приняла их за настоящих, – это хороший художник.

Из распахнутых окон сочился душистый ветерок, и это было так приятно после целой недели в городе, что хотелось побыть здесь подольше. Заночевать, как прежде, в уютной голубой спальне с витражным окном, с которого смотрели попугайчики и кукабарры. Спуститься поутру в столовую и наблюдать с улыбкой, как хозяин дома, напустив на себя строгий вид, ругает собак: «А ну уйдите! На место, я кому сказал», – а те виляют хвостами и тянут длинные морды, зная, что им непременно перепадет кусочек со стола. Окажись она на месте Ванессы, ей было бы тяжело расстаться со всем этим.

– Мисс Делия, у вас не найдется для меня пары минут?

Застигнутая врасплох этим вопросом, она сумела только промямлить: «Конечно», – и проследовала за мистером Вейром по коридору, в ту часть дома, где обычно не бывала. Они вошли в комнату, которая, судя по всему, использовалась для завтрака. Размером чуть поменьше гостиной, она была обставлена скромнее, для своих: пара старомодных кресел, у окна – стол для утреннего чая. На стенах, крашенных в палевый цвет, висели живописные виды европейских городов, а в центре, над буфетом – сцена открытия Парламента: в родительском доме была точно такая же. Мистер Вейр предложил Делии сесть и опустился в кресло напротив.

– Я слышал, – начал он, – что вы сбежали из дома? Ваша сестра приходила ко мне на прошлой неделе, искала вас…