Лара Галль - Буквенный угар

Сразу письма мне стал писать. Но это вообще чужеродный человек, хотя уже успел признаться спьяну в письме в возвышенной любви своей души к душе моей. Это после того, как попытался словами цапнуть за что ни попадя и схлопотал по ручонкам. Виртуально опять же.

Поставил мне диагноз, что я не женщина, а мать. Типаж такой.

Ну, пусть лучше так, чем лапать хоть не тактильно, но нагло. Просто он больной, вот и снисхожу. Я привыкла уже, на меня все шизофреники западают. Но я постараюсь тихонько сбежать из друзей.

Я уж написала ему, что в его вещах все прекрасно, но вот метафизическое измерение в них напрочь отсутствует. А это для меня единственная ценность в буквах.

Вот у Вас оно присутствует во всем. А Вы Пчелкина знали не только по произведениям?

Вы ревниво относились к моим диалогам с другими дядьками на форумах? Или только Пчелкин Вас обеспокоил? Думали обо мне невесть что, пожалуй.

Игорь, меня всю жизнь окружают мужчины, а не женщины. Подруга у меня есть одна. На двадцать лет старше. Остальные — все мужчины.

И я им — всегда сестра. Или дочь. Никому не любовница».

А ему не хочется думать о старости. Страшно одному стареть — на работе мотают нервы, настроение бывает ни к черту, рядом никого нет. Только телефон да Интернет… Страшно, потому что не получается научиться быть одному.

Он мужчина и не может подлаживаться под окружающий мир так, как я. Его страдания были всегда вызваны тем, что события развивались не по его сценарию. «Со мною вот что происходит — Совсем не те ко мне приходят. А ходят в праздной суете Однообразные — не те…»

Что до возможности перевода отношений в реал — этому препятствует самочувствие.

То, что мужчины понимают под этим словом.

Гордыня. Потому что если и когда-то вдруг он будет «не в форме», — тогда все будет испорчено окончательно. Не хочет никаких неудач. Ни в чем. Чрезвычайно болезненно на все стал реагировать. Чрезвычайно.

У него в душе есть такие места, которые воспаляются, и с этим невозможно бороться. Своя шиза, наверное… внутренняя проблема. Не терпит сравнения себя с кем-то… Особенно в случаях, когда велики шансы проиграть.

Его надо действительно любить настолько самозабвенно, чтобы он наконец очнулся и поверил…

Вот так примерно он написал. И душа моя пенилась кружевом нежности…

Устраиваюсь в логове из подушек и пледов.

Читаю книгу о Дикой женщине.

Запиваю шведское имбирное печенье холодным молоком. Читаю о том, что в душе каждого человека есть разрушительные силы.

Силы, которые пытаются сокрушить или опорочить всякое новое.

Натыкаюсь на абзац со словом «Брак». Имя собственное. Кого же так звали?

Перечитываю:

«В некоторых исландских сказках говорится, что иногда этой разрушительной силой в душе может быть Брак, ледяной человек. Есть древнее сказание, в котором повествуется о безупречном убийстве. Брак, ледяной человек, убивает женщину, которая не отвечает ему взаимностью. Он убивает ее сосулькой, имеющей форму кинжала. На следующий день выходит солнце — и сосулька тает, как и сам ледяной человек, после чего не остается орудия, которое изобличило бы убийцу.

И от убийцы тоже ничего не остается».

Тут же вспоминаю анекдот, рассказанный мне лет шесть назад одним умным, теплым и неспешным британцем. Длинный такой, совершенно непредсказуемый анекдот.

Двое строителей в обеденный перерыв сели перекусить.

Один другому говорит:

— Моя жена всегда дает мне с собой бутерброд с ветчиной. Причем она знает, что я уже полгода как вегетарианец.

— Слушай, а моя мне все время кладет с собой сандвич с сыром, хотя знает, что у меня аллергия на сыр, — с удивлением говорит второй.

Подходит третий и вставляет свое слово в диалог:

— А моя все время хлеб повидлом мажет и мажет, мажет и мажет…

— О, опять ветчина, — говорит первый.

— Снова — сыр, — горестно откликается второй.

— Ну вот, повидлом намазан хлеб, как всегда, — не отстает третий.

— Знаешь что, — говорит «ветчинный» страдалец, — если она завтра снова положит мне с собой эту убоину, я просто брошусь с этой площадки вниз, разобьюсь насмерть — и все. Я устал. Больше не могу.

— Правильно! — говорит «сырный» аллергик. — Я тоже больше не намерен терпеть. Если завтра повторится та же история, я прыгну с этой ужасной высоты вслед за тобой. Пусть они знают, до чего довели нас!

— Я с вами, ребята, — говорит третий, — пора дать понять этим женщинам! Пусть плачут!

На следующий день.

Первый строитель, увидев ветчину в бутерброде, бросается вниз с двадцатого этажа, разбивается насмерть.

Второй строитель, увидев ненавистный сыр, бросается вслед за первым вниз и гибнет.

Третий строитель, узрев унылое повидло на своем хлебе, решительно прыгает вниз, душа вылетает из тела.

На кладбище встречаются их вдовы.

— Если бы я только знала, — убивается первая, — что у него так серьезно с этим вегетарианством! Да я бы никогда, ни за что не положила бы ему ветчины…

— Думаешь, я знала? — всхлипывает вторая. — Такой вкусный сыр, я всегда ем только этот сорт, и ему сандвич делала с таким же…

— Знаете, девчонки, — говорит вдова третьего, — я вообще не понимаю, в чем тут дело… МОЙ ВСЕГДА САМ СЕБЕ ДЕЛАЛ БУТЕРБРОДЫ…

«…Я снова полюбила просыпаться.

И ноутбук глажу нежно — там Вы.

Слова, которые говорите Вы, — для меня девственны, целинны. Поэтому плагиаты — не из нашей истории. Хотя я понимаю. Но у меня голова кружится

при мысли, что Вы можете играть буквами моего имени и как-то называть меня про себя. И вообще думать обо мне не только когда пишете мне или читаете.

Говорите, не чувствуете себя мачо? Знаете, мне всегда были смешны все мачо. Тупая гламурная или ражая мужественность бессмысленна, на мой взгляд, и не оригинальна. Мачо — необработанный материал. Культурологи считают, что сейчас возник откат к пракорням, всякий интерес к земле, ее силам, первобытности. Люди вспомнили о телах и стали их пользовать и использовать прежде всякой другой потребности. Мачо — ответ на этот спрос. А поскольку я в теле живу лишь на малую часть, мне такой тип просто смешон и не дорог.

Вы смотрели „Однажды в Америке“? Лапша (Де Ниро) вовсе не мачо. Рефлексирующий гангстер. Он в миллион раз лучше именно благодаря открытости слабостям и сомнениям.

Мы с Вами оба несколько андрогинны. Перемешано в нас женское и мужское.

Может, от этого у меня такой сумасшедший драйв к Вам…

Я себя не узнаю, Гор.

Никогда, ни в одной из двух моих любовей не думала о том, что вообще можно разорвать семью, свою или чужую. Это было табу. К этой мысли не приближалась.